времен до нашего века. Вещь надо ему показать. Но… – Тут Малян заговорщицки понизил голос до шепота, – …не здесь и не сейчас. Я могу быть с вами откровенен, Иван Петрович? Могу надеяться, что разговор между нами?
– Какие вопросы? – оживился Игнат, скумекав, к чему клонит этот чернявый. И, тоже почти убрав звук, заверил: – Могила!
– Все очень просто, – пояснил Малян. – Если это дешевка, качественная подделка, ремесленная работа, но выполненная в новые времена, выставлять ее на продажу глупо. Допустим, получите вы, в зависимости от оценки салона, за вычетом комиссионных, от трехсот штук до шестисот. В лучшем случае. А то и вовсе не возьмем – не уйдет. У нас контингент ушлый, знающий, разборчивый. Если же окажется, что вещь действительно старая, а то и античная, в чем я решительно сомневаюсь, салон тем более не примет. Не имеем права. Музейная ценность, видите ли. Надо обращаться в аукционные дома, получать музейную экспертную оценку, да лучше не одну. А чем это грозит лично вам, надеюсь, сами догадываетесь!
– Чем? – не на шутку разволновавшись, тревожным шепотом спросил Игнат.
– Вы что, забыли, какие времена за окном? – При этом оба инстинктивно взглянули в сторону штор, оставляющих широкий просвет, через который пробивалось не по-осеннему щедрое солнце… – Грабежи, убийства, разбойные нападения, аферы. Господи, Иван Петрович, вы как будто газет не читаете, телевизор не смотрите!
– Почему же? – обиженно отреагировал Игнат, действительно не слишком жаловавший СМИ. – Наслышан, читал, знаю.
– И потом… Допустим, вещь музейная. Где взяли?
– Семейная реликвия. Переходила из поколения в поколение. Прадед – археолог откуда-то привез.
– Во-о-от, дорогой вы мой, тут основная проблема и всплывет. А вдруг известный музей где-нибудь во Флоренции сто пятьдесят лет числит ее пропавшим экспонатом? А вдруг потомки частного коллекционера в каком-нибудь Лондоне на документах докажут, что это им принадлежало в одна тысяча восемьсот лохматом году? Или, скажем, правительство Турции обратится в международный суд с претензией, что этот бронзовый шедевр был вывезен нелегально с их территории, некогда называвшейся… Ну и так далее… И тогда – ни денег, ни покоя, ни удовольствия от владения вещью. В любом случае мой вам совет: поелику возможно – полная конфиденциальность, – продолжил Малян. – Простите, много ли народу знает о вашей статуэтке, если не секрет?
– Да никто и не знает. Один живу. Овдовел.
– Примите сочувствие, уважаемый. Вот и я один, но всего лишь в разводе, – понимающе вздохнул «эксперт», с тоскою воззрившись в пространство кабинета. – На порог не пускают, дочь раз в месяц вижу. (Он горестно вздохнул, это было и в самом деле правдой, позволившей достоверно выйти на доверительную интонацию, – Малян поймал вдохновение). Так вот, к нашим баранам, как говорят на моей исторической родине в предгорьях некогда нашего Арарата, – снова перейдя на заговорщицкий лад, зашептал Роберт. – Если коллега,
