собраны вещи уникальные. Я это и сделал, а потом не раз благодарил своих друзей за этот совет.
Когда выставка „Путь свастики. Судьбы ариев“ была открыта в Берлине, ее в первый же день посетили советский посол, Риббентроп и Геббельс. Виллигут рассказал об этой выставке Гиммлеру и тот был взбешен. Для виду ее продержали в Историческом музее Берлина с неделю, резко ограничив туда доступ, а потом закрыли. Когда я приехал забирать экспонаты, чтобы отвести их во Францию, я обнаружил, что половина их просто исчезла. Все, что могло навести на мысль о родстве германцев и славян, было изъято. Слава Богу, это были копии, которых у меня было в запасе достаточно. Самое интересное, что за выставкой начал охоту и НКВД. Конечно, большевики не хотели, чтобы на Западе кто-нибудь мог сказать, что в СССР ходили деньги со свастикой, а солдаты и офицеры Красой армии носили на своих мундирах фашистский знак. Мне рассказывали, что в России арестовывали крестьян по обвинению в шпионаже для фашистской разведки только на том основании, что находили у них дома вышивки со свастикой. А ведь в русских деревнях на Урале, в Сибири и в бассейне Волги такие вышивки делали много веков подряд. Может быть, теперь, когда в России начались новые времена, в Москве наконец поймут, какую ценность представляет собой Арийский ларец как символ нашей общей истории, великой истории ариев»…
Голос Люсьена де Бриана смолк. По экрану монитора побежали титры. В какой-то момент Зябликов настолько увлекся фильмом, что даже забыл, по какому делу он приехал в Париж. И только несколько минут спустя он все же спросил:
– Ну, а все-таки, где сейчас этот Арийский ларец? Он существует или нет?
– Существует, – ответил де Бриан. – Естественно, мы его теперь широкой публике не демонстрируем, так как научены горьким опытом. Но могу вам показать один предмет из арийской коллекции русской царицы. Вот этот перстень. Тот самый, который в свое время украли у моего деда. Мы его нашли и выкупили.
Морис достал из шкатулки золотой перстень с розовым бриллиантом, по которому искусный ювелир выложил центростремительную свастику из сапфиров, и поднес его прямо к объективу телекамеры. Зябликов снял свои очки для дали и надел те, что для чтения. Потом в Москве полученный его прибором сигнал расшифровали. Камни были подлинные. Но Зябликов мог поклясться, что в описи Гохрана среди проданных Люсьену де Бриану драгоценностей этот перстень не значился. Генерала Краминова, которому он по возвращении из Парижа доложил о встрече в Манге, история происхождения перстня волновала куда меньше, чем история с фильмом де Бриана, который подарил Зябликову его запись на компакт-диске. Посмотрев фильм, Краминов понял, что выход его на широкий экран означал бы конец всем попыткам доказать, что Арийский ларец – это мистификация. Надо было что-то срочно предпринимать, но Зябликов для подобных операций никак не годился. Поразмышляв, Краминов вызвал к себе Войцеховского
