ничего. Только выглядит как-то…
Таша прищурилась, ожидая, что Элли ляпнет что-нибудь, в очередной раз доказывающее, что она задавака, сентиментальная дурочка и вообще другая.
– Мне кажется, его из-под топика видно будет, – заторопилась Элли. – Кружева то есть. Они очень широкие.
– Да? Может быть. – Таша повесила лифчик обратно на вешалку и стала неторопливо рыться в нижнем белье. – А как тебе этот? Ну-ка, примерь.
Она протянула Элли сиреневый лифчик с монументальными чашечками, размера на три больше, чем Элли могла себе позволить. Элли небрежно рассмеялась, стараясь не краснеть:
– Ага, сейчас. Вот будет сюрприз для того, кто захочет меня пощупать. Ткнет пальцем – а там пусто.
Это была самозащита. Смейся над собой, пока этого не сделали другие. Таким вещам быстро учишься.
– Ладно, гребем отсюда, надоело.
Таша неожиданно рванула к выходу, к боковой двери. Удивленная Элли поспешила вслед за ней.
– А как же… Я думала, ты хочешь… – зашептала она Таше, когда они скрылись за углом, метрах в ста от магазина.
Таша ухмыльнулась, быстро оглянулась в сторону магазина и поволокла Элли на крыльцо ближайшего кафе. Здесь она стащила с Элли ее школьный рюкзак и открыла молнию. Элли смотрела, разинув рот, – в ее собственном рюкзаке оказалась куча вещей: браслеты, сережки, еще какая-то бижутерия… Все с бирочками и ценниками. Из-под задачника выглядывал тот самый алый лифчик, флакончики с лаком для ногтей позванивали, как монетки в копилке. Вместо тошнотворного ужаса (ее ведь запросто могли поймать!) Элли почувствовала необъяснимый восторг. Она заглянула в хитрые серые глаза Таши:
– Как ты это сделала? Я ничего не заметила.
Таша вытащила добычу и запихала в собственную сумку.
– Да знаю я, что ты не заметила. В этом-то и фишка. Ты ведь у нас невинный птенчик, Дюймовочка. – Таша потрепала Элли по щеке, как несмышленого младенца. – Тебя никто никогда не заподозрит. Если кто и следил в камеру, то за мной. – Она усмехнулась и протянула Элли флакончик с пунцовым лаком: – Вот, держи. Тебе этот цвет больше идет. Ну, до завтра.
Элли, застыв, смотрела, как Таша идет к станции. С ней происходило что-то странное. Она должна была чувствовать обиду и смятение: ведь ее же использовали. Но вместо этого ее лихорадило от возбуждения. И еще ее обуревало некое более сильное чувство. Единственное определение, которое она смогла подобрать для этого чувства, было – “любовь”. Тем не менее, подойдя к автобусной остановке, она вытащила блестящий флакончик и, оглянувшись украдкой по сторонам, выбросила его в урну рядом с “Макдоналдсом”.
Глава четвертая
Грейпфруты
Джей вела машину и выговаривала Имоджин:
– Почему мне приходится тащить тебя к бабушке на веревке? Ты давно должна была сделать это сама.
Они
