я? – неопределенно пожал плечами Бяка и снова долго, как бы что-то прикидывая, рассматривал Виталика. – Я в говне по самую макушку… – медленно сказал Бяка и снова замолчал. Виталик, трепеща, впился в него взглядом.
Запутался я в этих кредитах, век бы их не видать, – продолжил неожиданно, словно на что-то решившись, Бяка, – берешь новый, прикрываешь старый, потом снова берешь, закрываешь предыдущий… и так до бесконечности. Живу в долг и каждый день жду, когда этот пузырь лопнет… надоело… скорей бы обанкротиться – все какая-то ясность! Но и этого сделать не дадут… – засмеялся натянуто Бяка, показывая отсутствие передних зубов.
– Почему это… не дадут? – вильнул глазками Виталик.
– А я для них дойная корова, – насмешливо посмотрел на Виталика Бяка, – сорок процентов с каждого кредита наверх отдаю! Представляешь, миллион они мне, допустим, оформляют, а я им четыреста тысяч обратно в конвертике возвращаю… Так кто ж такой несушке голову будет рубить?! Вот они меня и подсаживают, как какого-нибудь наркомана на иглу, на кредиты… Виталя, друг сердечный! Это паутина! – морщась и растирая рукой левую часть груди, начал вдруг говорить что-то ужасное Бяка. – Липкая, грязная паутина! Лучше не попадать в нее! И техника у меня не моя – вся она в лизинге! Не завидуй!.. И вообще, запутался я в мутных схемах с этими жуликами по самое некуда! Поэтому и тебе не советую лезть в это говно! Живи спокойно, радуйся, что никому ничего не должен, что сам по себе и что ни одна сволочь не держит тебя на крючке! – Бяка поднял кепку с земли, оббил ее о колено и, зажав вместе с ветровкой в руке, не прощаясь, стал зло и решительно, как показалось Виталику, постанывая, карабкаться вверх по склону оврага.
После разговора с Бякой что-то в душе у Виталика разладилось. Были упования пусть неясные, но какие-то надежды на изменения в лучшую сторону чего-то главного в жизни. Снова всплыли в сознании забытые было грезы о собственном каменном доме. Но Бяка пролил в душу неуверенность и сомнение. Может, действительно не надо ничего менять? Вроде все есть, все сыты, одеты, обуты. Погонишься за большим, не потеряешь ли то малое, что есть, что вот оно, как говорится, в руках? Не случайно же все эти фермеры разоряются? А то, что Бяка рассказал о себе? Жуть, страшно становится.
Виталик так раздумался, разволновался, что не заметил в траве россыпь мелких, острых камней. И откуда они только берутся! Виталик каждый покос чистил от них овраг, но они маниакально, как драконовы зубы, лезли и лезли всякий год из земли… Стальные, натертые до блеска травой ножи косилки искристо царапнули камни, заскрежетали, вздыбились, начали с хрустом ломаться, словно стеклянные. Виталик чертыхнулся, остановил трактор, дал задний ход. Но было уже поздно, косилку заклинило намертво. «Теперь до вечера ножи меняй! Только бы Андрюха не уехал, вдвоем управимся быстрее!» – Виталик возбужденно погнал трактор в деревню.
Было уже около пяти пополудни. Установилось полное безветрие. Солнце палило немилосердно. Виталик обливался потом, задыхался от зноя и пыли, трясясь в раскаленной кабинке на ухабах
