style="font-size:15px;"> – Это правда, что я не сплю. На самом деле я не сплю всю ночь.
– Ну и зря.
Я выдыхаю и смотрю в глаза Юлии. В них пляшут искорки смеха.
– Ты подготовилась к экзамену?
Я знаю, что этот вопрос не требует ответа. Мама Юлии, Карола, – учитель, и она заставляет Юлию зубрить. Юлия говорит, что Карола стоит у нее над душой и дышит в затылок.
– Ты не останешься в Кируне. Из тебя выйдет толк.
Кароле было всего восемнадцать, когда родилась Юлия. Тот день был не самым счастливым днем в ее жизни. Карола собиралась в «Арран» на дискотеку, но вместо этого у нее начались роды, во время которых она кричала, что умирает. Но она не умерла, и на свет появилась Юлия.
– Ну ты и зассыха! – сказала бабушка Юлии, пихнув Каролу рукой в грудь.
Однажды Карола рассказала мне это. Похоже, «зассыха» оказалось тогда для нее самым подходящим словом.
Моя мама, Анна-Карин, на два года старше Каролы и успела сходить на целых две дискотеки до моего рождения. И еще поработать несколько лет кассиром в супермаркете «Кооп». Я была желанным ребенком. И для папы тоже. Когда мама окончила гимназию, мои родители уже несколько лет жили вместе, а потом родилась я. Папа – его зовут Андреас – еще молодым устроился на шахту да так и остался там работать. Под землей. На самом опасном участке, где добывают железную руду. Ребенком я всегда расспрашивала папу о шахте и о его работе. Стояла перед домом и представляла, что папа сейчас находится прямо подо мной. На глубине одного километра.
Кирпичный дом на улице Бромсгатан, который ближе всего к шахте, всего в паре сотен метров от нашего дома, снесут в первую очередь. Однажды я сидела там неподалеку, за восьмым домом, на траве и непрерывно думала о папе. Вечером я спросила его, знает ли он что-нибудь о сносе. Папа ничего не знал.
К остановке подъезжает автобус, и перед ним, как всегда, собирается толпа. Громкоголосые краснощекие люди заходят в салон, и снег, осыпавшийся с их ботинок, превращается в слякоть на полу. Мы садимся на сиденья рядом друг с другом. Юлия поворачивает голову и смотрит в окно. Я оглядываюсь назад и – да, вижу его. Альбина. Пихаю в бок Юлию.
– Он в автобусе.
Юлия не отвечает.
Достаю мобильный. Я уже делала так сотни раз. Делаю вид, что фотографирую себя, а на самом деле навожу фокус на лицо Альбина. Сейчас сфотографирую его в профиль – ухо, волосы, улыбку. Прежде мне не удавалось сфотографировать его так удачно. Альбин почти идеален. Его волосы почти черные, а глаза такие темные, что почти не видно зрачков. Не поймешь, есть ли в его взгляде любопытство. Я читала, расширенный зрачок означает, что есть.
Сейчас. Сейчас у меня получится сфокусировать камеру. В первый раз. У меня дрожит рука. Внезапно я роняю телефон. Юлия демонстративно поворачивается и поднимает его с сиденья. Щелчок камеры еще хуже, чем звук взрыва в шахте. Я съеживаюсь. Юлия отворачивается к окну, устроившись поудобнее на сиденье, и бросает мобильный на мои замерзшие колени.
– Вот!
