надеть халат и отвернуться. Потом долго чем-то шуршала, а когда выключила свет, то сказала:
– Я готова, иди.
– Может, включим свет? – робко спросил я.
– Нет! Делай своё дело, или передумаю!
Я снял халат и на ощупь опустился на «брачное ложе» – меня немного трясло от осознания важности момента. Пошарив руками по постели, обнаружил, что Ира лежала посередине кровати на спине в толстой байковой ночной рубашке, вытянув и чуть раздвинув напряжённые ноги. Член у меня стоял так, что не согнёшь, я стал пристраиваться над ней, но мне мешались её волосики на лобке и губках, да и в такой позе даже её не очень толстые ляжки соприкасались, лишая меня доступа к половой щели. Я прислонился к её ушку губами и шёпотом попросил:
– Раздвинь ножки пошире, пожалуйста.
Ответила она мне неожиданно грубо и резко:
– Ещё одно слово и ты вылетишь за дверь!
Та как между ног она меня не пустила, пришлось раздвигать свои. Стоя над ней на четвереньках с широко расставленными коленками, я взялся рукой за член и принялся заводить его в половую щель. Когда мне в первом приближении удалось прикоснуться своей толстой и наглой залупой к её крошечным половыми губкам, то принялся легонько водить ей по щёлочке вверх-вниз, ожидая, когда станет мокро. Ире и такая игра не понравилась:
– Ты что так долго? Издеваешься?
Не став ничего отвечать, я расположил головку напротив того места, где по моим расчётам должно начинаться влагалище, и нажал.
Глубоко войти в неё мне не удалось. Максимум на полголовки запихнуть успел, так как почти в ту же секунду я получил такой удар коленом по яйцам, что кубарем свалился с кровати. Надо мной пронёсся вихрь в байковой ночной рубашке и скрылся в ванной.
Дождавшись, когда искры в глазах погаснут, я встал, привычно прошёл на кухню, помыл член над раковиной и направился спать к себе в большую комнату. К Люде и Вике в тот вечер я не пошёл, так как мне требовалось отлежаться. В голове у меня почему-то крутился детский анекдот, когда учительница спросила: «Дети, у какой птицы синие яйца?» А Вовочка ей ответил: «У директора, я ему вчера их дверью прищемил». А ещё я думал о том, что Люда оказалась права на все сто процентов: вместо райского наслаждения на брачном ложе меня ожидала адская боль.
Неделю Ира со мной не разговаривала, и я тоже не пытался наладить контакты, по опыту зная, что она только сильнее обидится. Потом она зашла ко мне в большую комнату и заявила:
– Ты когда собираешься передо мной извиняться?
– За что? – удивился я.
– За то, что был груб со мной и сделал мне ужасно больно!
– Извини. Если бы ты не стала капризничать, а раздвинула ножки, и мы дождались, когда станет мокро, то всё прошло бы гладко.
– Я тебе отдала самое драгоценное, что у меня есть, а ты назвал мою жертву капризами? Нет, какой же ты есть! Мне до сих пор стыдно вспоминать, а ты так
