волосы и короткие юбки стали ее опознавательными знаками, а «майская революция» и «лето любви» – самыми яркими акциями. «Я не могу найти удовлетворения», – пел Мик Джаггер, и слова эти всколыхнули западную культуру, толкнув молодежь на переиздание «ревущих двадцатых», когда-то уничтоживших викторианскую мораль. Синклером Льюисом этого времени стал Кен Кизи со своим «Полетом над гнездом кукушки», а роль джаза исполнил рок. И пока «новая волна» режиссеров в Европе и США переворачивала представления о кино, Энди Уорхол и его товарищи по поп-арту делали то же самое с изобразительным искусством.
А еще шестидесятые – это полеты в космос и телевидение, нью-эйдж и теология освобождения. Мир стал маленьким, и то, что ранее казалось несовместимым, начало вдруг перемешиваться, плодя удивительные сущности.
«Христианство уйдет, – заявил Джон Леннон 4 марта 1966 года в интервью лондонской газете „Ивнинг стандарт“. – Оно исчезнет и усохнет. Не нужно спорить; я прав, и будущее это докажет. Сейчас мы более популярны, чем Иисус; я не знаю, что исчезнет раньше – рок-н-ролл или христианство. Иисус был парнем что надо, но его последователи тупы и заурядны. И именно их извращения губят христианство во мне». История посмеялась над ним: эпоха, начавшаяся с отрицания старых устоев и веры, закончилась шумным успехом рок-оперы о Спасителе «Иисус Христос – суперзвезда». Мессия как хиппи: в какой-то мере Эндрю Ллойд Уэббер и Тим Райс выполнили работу церкви – нашли подход к молодежи, изобразив понятного ей Иисуса.
А что же сама церковь? Для нее шестидесятые тоже стали переломным временем – временем экуменизма и открытости, временем, когда царящие над толпой иерархи в золоченых одеждах уступали место аскетичным проповедникам. Пример подал сам Павел VI, отказавшись от тиары, а пышные колпаки кардиналов заменив на скромные биретты. Церковь всеми силами демонстрировала близость к народу.
Но один роковой вопрос мешал достичь взаимопонимания – отношения полов. Пусть эта проблема и не сводила к нулю усилия церковников, но уж точно отталкивала от Рима неформальную молодежь. Распространение дешевых контрацептивов сделало бессмысленным воздержание, а снятие табу с темы секса превратило этот процесс в естественную потребность. Многие протестантские деноминации загодя угадали, к чему все идет, и отказались от взглядов на искусственное предохранение как на грех. Заодно, на волне эмансипации, реформаты начали рукополагать в священники женщин.
Иное дело – католичество. Здесь стародавние запреты держались крепко: не только контрацепция, но даже разводы подлежали осуждению. Однако с завершением работы собора у многих появилась надежда, что ситуация изменится. Немалая часть священников и епископов требовала высочайшего разрешения на использование средств предохранения. Это мнение разделило даже подавляющее большинство членов комиссии 75-ти, образованной понтификом из экспертов-мирян (врачей, психологов и др.) как раз для рассмотрения
