думаю, что они покажутся вам очень тяжелыми, – сказал Маттео, постукивая по бумагам серебристой ручкой.
Эти самые бумаги ей передали в самолете, но она даже не открыла папку. От этого человека Марине нужна была лишь его любовь, которой, как выяснилось, она никогда не получит. Смысла в долгих обсуждениях и спорах об условиях расторжения их брака Марина не видела.
– Во-первых, – начал Маттео, отвлекая ее от невеселых мыслей, – вы должны отказаться от фамилии Динцео и взять свою девичью фамилию.
– Охотно.
Это было одно из тех условий, которых Марина ожидала, и она почувствовала облегчение оттого, что юрист начал с него. Она ответила абсолютно искренне: горькие воспоминания наполнили ее слова болью и глубиной. Когда-то она была счастлива носить это имя, с которым ассоциировалась долгая история знатнейшего, богатейшего княжеского сицилийского рода. Марину всегда поражал эффект, который оно производило, стоило лишь произнести его. Пьетро же относился к своей фамилии легко, иногда даже небрежно. Но самым главным для Марины было то, что это имя мужчины, которого она обожала, и должно перейти к их ребенку…
Сердце сдавило так больно, что она выпалила:
– С какой стати мне оставлять себе имя человека, для которого наш брак не значил ровным счетом ничего?
Марина услышала, как Пьетро разъяренно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, и сжалась в ожидании резкого ответа… Но взрыва не последовало. Маттео бросил на своего босса быстрый предостерегающий взгляд, и Пьетро снова откинулся на спинку стула, раздраженно махнув юристу рукой, приказывая продолжать. Однако от Марины не укрылось, как сжались его пальцы вокруг стакана, так что костяшки побелели. Он явно переживал не лучшие минуты, борясь с самим собой, изо всех сил удерживая язык за зубами.
– Словом, с этим пунктом – никаких проблем, – подытожила Марина, не сводя глаз с невозмутимого лица Маттео.
– Прекрасно, – кивнул тот, делая пометку на полях рядом с соответствующим абзацем. – Далее. Вы не должны как-либо когда-либо комментировать ваш брак и раскрывать причины, по которым вы ушли от мужа.
– Я… Что?! – На этот раз она повернулась к Пьетро, глядя на него расширившимися от изумления, гнева и боли глазами. Он даже не пошевелился. – Ты хочешь, чтобы я подписала…
Как он мог подумать, что она когда-нибудь захочет поделиться с кем-то подробностями их совместной жизни? Ведь это значило, что ей придется рассказать о том, как жестоко были разбиты ее надежды. И их малыш… Непонятно откуда пришла мысль, что, если бы их ребенок появился на свет, у него могли бы быть такие же жестокие, ледяные глаза, как у его отца. Марине показалось, что стены кабинета начали сдвигаться, грозя раздавить ее, и темнота поползла из углов.
– Да как ты смеешь?!
Если бы она обратилась к противоположной стене, та и то ответила бы более эмоционально. Пьетро прищурился и скрестил руки на груди:
– Я должен заботиться
