красавчиком. – Я, когда тебя в первый раз увидел, сразу понял: она! Та самая, которая снилась мне по ночам, которую я искал долгие годы и никак не мог найти! Если бы ты знала, Клавочка, как я тосковал, как страдал! Да, у меня были девушки и женщины – я ведь все-таки мужчина, но среди них я не нашел той хрустальной чистоты, которая просто звенит в тебе! – Блин, чуть не ляпнул – фиалка на горном склоне! Хотя вряд ли эта простушка вспомнит фразу из фильма, если вообще его смотрела. – Ты – словно горный источник живой воды, к которому стремится усталый путник! Нет, не воды – вина, молодого и хмельного, от которого просто сносит крышу! И ничего удивительного нет в том, что и мне снесло! Клавочка, милая моя, – голос парня снизился на полтона и стал бархатно-воркующим, – я с ума схожу рядом с тобой! Не вини меня в этом, вини себя! Я ведь не смогу теперь без тебя, солнышко мое! Я хочу, чтобы мы всегда были вместе! Всегда-всегда, – и в горе, и в радости!
– Ты… – Клава почувствовала, как немеют ноги, как сладко замирает бьющееся пойманной птичкой сердце, как от вкрадчивых прикосновений умелых рук незнакомо ноет внизу живота, как все бастионы, вроде бы основательно выстроенные под строгим надзором отца – «Ни-ни до свадьбы, Клавка! Узнаю что – изувечу и тебя, и хахаля твоего!» – начинают осыпаться, словно были выстроены из песка. – Ты что, меня замуж зовешь?
– Да, веточка моя яблоневая, да! – хрипло выдохнул Сергей, добравшись наконец, до пышной груди, такой настоящей, такой нежной и в то же время упругой, живой, не то что силикон его прежних подружек.
Да и вся эта пухляшка была такой крепенькой, такой наливной, такой настоящей! От нее даже пахло совсем по-другому – не эксклюзивными духами и дезодорантом, а свежескошенной травой и солнцем.
А ее наивность, ее нетронутость, ее неопытность буквально сводили Сергея Тарского, молодого московского плейбоя, с ума. А он еще не хотел ехать в эту командировку!
Да и кому захочется тащиться летом не к теплому побережью Средиземного моря или хотя бы Черного, а в холодрыгу Белого! Из Москвы в Мурманск ради какой-то скучнейшей конференции! Ну, хорошо, не конференции, а саммита – любят у нас нынче именовать посиделки словами иноземными, – но суть от названия не изменилась. Куча нудных докладов, среди которых едва ли найдется парочка по-настоящему интересных и полезных, а в остальном – тоска смертная!
Но аспиранта кафедры языковедения Сергея Тарского никто не спрашивал. Надо лететь – полетишь. И доклад прочитаешь, ведь саммит посвящен именно твоей теме, языкам финно-угорской группы.
Но сначала подготовишь сам доклад, подписав его именем своего научного руководителя, профессора Исидора Полуэктовича Шляпко. Так уж заведено в научном и не только мире – салабоны пашут на дедушек.
Обычно на такие конференции-саммиты летал сам Изя, чему Сергей был только рад – он не любил эти сборища престарелых фанатов от науки, с которыми и не потусишь нормально. А вот шанс сдохнуть от скуки имелся, и весьма реальный. Но Исидор Полуэктович предпочел побережью Белого моря теплые пляжи Испании,
