мои – дураки, даже это им оказалось не под силу. Переругавшись между собой, они обратились к первому попавшемуся маклеру, чтобы он продал дом, и, к величайшей моей радости, он их основательно надул.
Сам я был весьма доволен тем, что не попал ни вверх, ни вниз, а остался охранять свое золото. Жаль было, что я не могу более пополнять сундучок, но ни одно блаженство не бывает всеобъемлющим. К тому же, я видел вещий сон.
Оказалось, что в моем бестелесном положении отдых тоже необходим, и сны мерещатся примерно такие же, как людям во плоти. Проснувшись, я уже знал высший замысел относительно себя. Сундучок мне удастся открыть и деньги взять тогда, когда я подберу ключ. Разумеется, в земной своей жизни я имел ключ, но его утащили вместе со всей связкой мои любезные наследнички. Однако в земле хранится множество ключей от давно погибших замков, и среди них я могу найти подходящий. Тогда я наконец прикоснусь к своему золоту и буду счастлив абсолютно.
Любопытно, что все это было предсказано сумасшедшим мазилой Отто Вайскопфом. Я нанял его, чтобы написать мой портрет. Портрет мне, в сущности, не был нужен – я не имел детей и внуков, которым следовало бы помнить обо мне. Но Отто вошел в моду, ему делал заказы весь наш магистрат, неприлично было выказывать себя скрягой. Долго позировать я не мог – я не дама и имею множество более важных занятий. Когда я увидел его творение, то сперва не хотел забирать из мастерской. Во-первых, я мужчина статный, а он изобразил сутулого. Из коричневого мрака (впервые в жизни я увидел коричневый мрак, но эта пришедшая из Голландии мода была еще наименьшим из зол) смотрел на меня старец – морщинистый, седоволосый, с седой эспаньолкой и усами, в длинной мантии и четырехугольном берете с кисточкой. Мантию я имел, но надевал редко – она приличествовала ученому, а я давно оставил науку. Но мазиле непременно надо было в один портрет вместить все – и мое прошлое, и мое будущее. Поэтому край мантии он отогнул и показал висящую на поясе связку ключей. Предполагалось, что это ключи от моих сокровищ. Настоящей связки он, разумеется, никогда не видел, и ключи изобразил несуществующие. Он и предположить не мог, что много лет спустя после бесславной гибели портрета при пожаре я облекусь в мантию и обзаведусь связкой призрачных ключей, звон которых слышен лишь мне самому.
В доме появились новые жильцы, привезли детей, и от шума я был вынужден спасаться в подвале. Тогда выяснилось, что я способен понимать не только родной язык и латинские афоризмы. Это было неожиданным и приятным преимуществом бестелесной жизни. Дети выросли, завелись новые дети, надстроили третий этаж, улица получила новое название, потом случилась война, в дом попало огромное каменное ядро. После замирения развалины разобрали, но погреба не тронули, а возвели над ним новое здание. И опять рождались дети, помирали старики… да! Один такой покойничек попытался было согнать меня с насиженного места. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы его не забрали. Полагаю, что вниз.
Новая
