орым мылось все: и белье, и тело, и волосы, и даже зубы. Гулипа сходила с ума от нужды и безделья. Вместе с детьми ждала с работы мужа – немолодого танцовщика балета, в надежде, что он займет у знакомых мелочь хотя бы на хлеб. Но Илим приходил ни с чем, обреченно признавался, что его избегают.
Гулипа работала чернорабочим в крошечном магазине своей одинокой двоюродной тети, пока та не решила, наконец, закрыть убыточное дело, и вернулась в родное село. Гулипа лишилась работы, как она думала, единственной, на которую способна.
Муж Гулипы был мужчиной очень робким, тихим. Когда он заговаривал, люди глядели на него с некоторым удивлением, словно заговорила улитка, а не человек. Он носил жидкие волосы до плеч, имел вытянутое, широкоскулое лицо. Длинные ноги и руки продолжали его худое точеное туловище, и весь он, несмотря на осанку танцовщика, всегда производил впечатление бессилия.
Жена была полной его противоположностью. Простодушная, дружелюбная – всякий не задумываясь проникался к ней доверием. На ее темном, в пигментных пятнах лице помещались маленькие смеющиеся глаза, крупный нос и мелкозубый рот. В разговоре всегда слегка улыбалась, как это делают стеснительные или глупые люди. Ее с мужем связывали дети и сознание собственного ничтожества – оба не верили ни в себя, ни друг в друга.
Семья находилась в затяжном бедственном положении. Символической зарплаты мужа хватало на раздачу части мелких долгов и на несколько килограммов муки, из чего Гулипа делала лаваш и похлебку. Благо, жили они в собственной однокомнатной квартире. Но за затянувшимся безденежьем Гулипа подумывала продать жилье, чтобы перебраться затем в пригород. Женщина с тоской избегала мыслей о дальнейшем, как и не решалась продать квартиру, безнадежно ожидая чего-то.
Двое старших детей: драчливый девятилетний Рустам и семилетняя, похожая на мать, дружелюбная Элина – не ходили в школу. Они хилели от голода и томились скукой, а младший Эмильчик еще и изводил мать плачем.
Рустам прятал кусочки хлеба, урезывая свой скудный паек, чтобы при случае достать из тайника плесневелую корочку и отдать матери. Так Гулипа успокаивала на время младшего, дав ему тюрю. Поначалу она утешалась добротой Рустама, пока не заметила с каким злым взглядом он отдает хлеб: мальчик лишь хотел остановить плач брата, избавиться на время от крика.
Догадка подтвердилась, когда мать случайно увидела, как Рустам со всей оставшейся силы запустил в младшего старым резиновым мячом в ответ на непрекращающееся хныканье. Тугой мяч со стуком ударился о впалую грудь ребенка, мальчик поперхнулся. Гулипа унесла Эмильчика на кухню, где тот долго откашливался. Она стала следить за тем, чтобы старшие съедали всё, что им давали, а младшего нянчила на кухне, закрыв двери.
Но вот уже третий день из квартиры не уходила недобрая тишина. Отощавшие дети лежали на двухъярусной кровати, находясь между сном и явью. Мать лежала на диване и мучительно ворочала в мутной голове мысли, пытаясь найти выход.
Единственная надежда переполняла Гулипу стыдом, и она беззвучно, неподвижно плакала. Уже два раза Гулипу выручала Аяна – соседка, которая давала ей муки и соли, чем семья и кормилась в последнее время. Приветливая Аяна делилась мукой, сочувственно расспрашивала ее о делах, а Гулипа делала вид, что всё не так уж плохо, оправдывалась, что просит муку до зарплаты. Аяна помощью своей не тяготилась, даже звала к себе соседку с детьми пообедать, но та отказывалась, ссылаясь на хлопоты, на деле же стыдясь вида своих отощавших детей…
Гулипа жила на шестом этаже, Аяна – на втором. Энергичная, аккуратная Аяна содержала себя и четырехлетнего сына, работала на полставки в школе – больше не выдерживала, страдая мигренью. В свободное время она занималась индивидуальным пошивом, развивая свой талант портнихи; хорошо подрабатывала. Гулипа была старшее нее лет на десять, что нисколько не мешало их взаимопониманию и доброму соседству…
Гулипа лежала, чувствуя непереносимый стыд, готовясь в третий раз просить у соседки муки. Ночью ее опять мучил кошмар: она будила и не могла добудиться детей…
Заставила свое тело подняться и с головокружениями отправилась к Аяне, забыв хотя бы причесаться.
Лестничная клетка медленно вертелась под ногами, несчастная цепко держалась за перила, спускаясь очень осторожно, боясь потерять сознание и упасть, сломать шею. Небывалая слабость то и дело со страшной силой тянула ее вниз, будто силы разом покидали ее, лишая опоры собственных ног…
Аяну перепугал изможденный вид пришедшей, она помогла дойти до дивана. Убедившись, что скорую помощь вызывать всё же не требуется, соседка спешно заварила чай и поднесла Гулипе горячий напиток с молоком, с булочками. Гулипа заплакала при виде еды, не в силах прикоснуться к ней, когда дома лежали голодные дети.
Аяна всё поняла. Ушла с подносом наверх, в квартиру соседки, и, размочив булочки в чае, покормила детей, уговаривая чуть оживших ребят не спешить и есть медленно…
Когда
