знаю, кому как, а мне курение только помогает.
– Ерунда эти шаманские штучки-дрючки, – пробормотал Ершов, переворачиваясь на другой бок. – Шаманы-шарлатаны только мозги засоряют коренным северным народам, отвлекают от важных дел…
По неподвижному лицу сновидца проплыла загадочная улыбка – оздоровляющий сон не мешал воспринимать действительность.
Разведчики возвращались к жизни. Смертин извлек кисет, обрывки газетной бумаги – не самый подходящий материал для самокруток. Но в крайнем случае годился и такой. Подтянулись алчущие Ершов и Карякин.
– Ванька, не жадничай, – пробормотал последний, – для лучших друзей ничего не жалко. Вот убьют тебя завтра, а то и сегодня, – и на хрена тебе эти запасы? А на том свете приятно будет – все же с лучшими друзьями поделился.
– А что у немцев не взяли? – вяло отбивался Смертин. – Куча трупов, и у всех карманы забиты куревом. Им точно без надобности.
– Шутишь, Ваня? – Ершов запустил руку в чужой кисет, – мы люди тонкие, чувствительные, немецкие сигареты курить не можем. Это даже не сигареты, а трупный яд какой-то…
Разведчики подползли ближе.
– Курить будете, товарищ лейтенант? – предложил Смертин.
– Не хочу, спасибо. Да и вам не советую, хреново потом будет.
– Извиняйте, товарищ лейтенант, – в предвкушении мурлыкал Карякин, сворачивая цигарку. – А вдруг и впрямь помирать придется, а мы не покурившие?
Глеб, откинув голову, замолчал. Разведчики непринужденно общались. Некурящий Канторович вяло отбивался от предложенного «курительного кулька». Национальность при отборе людей не имела для Шубина значения. Было негласное распоряжение не принимать представителей «неблагонадежных» наций, в основном прибалтов и жителей Западной Украины, и этим указаниям следовали. Про евреев ничего не говорили.
Миша Канторович имел мышечную массу, до войны учился в Ленинграде на бухгалтера. В 1940-м отправился в армию, невзирая на протесты родителей, служил нормально, ничем не выделялся. Мать работала в «Эрмитаже» на руководящей должности, отец имел отношение к обновленному после прихода Берии НКВД. Чем он занимался по роду службы, узнать не удалось, но отношения с сыном были натянутые: с отцом Канторович практически не общался и, казалось, стесняется своего родителя. Видимо, имелись основания. Боец он был исправный, с юмором и воображением, нареканий по службе не имел. Его присутствию в полковой разведке сначала удивлялись, потом привыкли.
Шубин вяло слушал их разговоры, прикрыв глаза. Якут Баттахов не шевелился и, если честно, Глеб ему завидовал. Парень не уставал и даже не потел – последнее относилось к особенностям организма.
Сдавленно выражался, косясь на командира, Виктор Чусовой, бывший водитель с элеватора. За плечами – война с белофиннами, обморожение, ранение, потом снова в строй. В колхозную бытность – хулиган, драчун, чуть не сел за драку, но выпутался.
Шубин
