меня домой.
Эти слова слетели с языка Серены раньше, чем она осознала, что говорит. Впрочем, идти на попятную поздно. Потому что это действительно так. При желании она могла бы добиться своего и остаться в доме вместе с Гиффордом и Пеппером. Однако сама мысль о том, что ей придется провести ночь с незнакомцем – опасным незнакомцем, – который увидит, что она боится… это было выше ее сил. В эти мгновения она была готова отдать ему ключи от своего «Мерседеса», лишь бы он согласился отвезти ее в цивилизованный мир. Мир, где можно хорошенько понежиться в горячей ванне, вкусно поесть, принять таблетку аспирина и выслушать объяснения сестры, причем не обязательно именно в таком порядке.
– Сколько скажу? – Лаки выгнул бровь и саркастически улыбнулся. – Весьма соблазнительно. Заманчиво. Но, увы, я не могу отвезти вас сегодня домой. У меня на вечер уже запланированы кое-какие дела.
Серена стиснула зубы и усилием воли заставила себя процедить единственное слово:
– Пожалуйста.
Лаки поднял со дна лодки ящик с запчастями для мотора и поставил его на скамью.
– Послушайте, ангелочек, – сказал он и, выпрямившись, встал руки в боки. – Готов поспорить, вы думаете, будто я горю желанием отвезти вас к себе домой, затащить в кровать и всю ночь до самого рассвета ублажать, но вы ошибаетесь, у меня имеются дела поважнее. Так что вам придется ограничиться одними фантазиями.
Серена смерила его взглядом, в котором читалось нескрываемое отвращение. На Лаки, однако, этот взгляд ничуть не подействовал, и он с бесстрастным видом оттолкнул пирогу от берега.
– Ну, давайте, милая. Поехали. Садитесь в лодку, иначе вам придется провести ночь под открытым небом вместе с собаками Гиффорда.
Оставался ли у нее выбор? Серена прекрасно знала собственного деда. Этот старый брюзга без малейших угрызений совести уляжется спать, а ее оставит на ночь у крыльца. Дед явно чем-то рассержен и вполне способен на такое, с позволения сказать, «гостеприимство». С другой стороны, сама мысль о том, что ей придется заночевать в одном доме с этим неотесанным каджуном, наводила на нее не меньший ужас, чем мысль о ночевке под открытым небом.
Вновь укутавшись в изрядно потрепанный плащ гордости, Серена высокомерно вскинула подбородок и, пройдя по деревянному настилу, спустилась в лодку. Через секунду они отплыли. Рукав реки заметно сузился, превратившись в коридор, огороженный с обеих сторон непролазным на вид лесом. Вскоре опустились сумерки, и окружающий мир приобрел причудливые очертания.
Серена сидела, из последних сил стараясь держать спину прямо и не расплакаться. Хотя, казалось бы, размолвка с Гиффордом закончилась и раздражение пошло на убыль, ее все равно не отпускала душевная боль. Она решилась приехать в эту глушь за дедом, чтобы отвезти его домой. Неужели ему это непонятно? Как он смеет упрекать ее в душевной черствости, как у него только язык повернулся заявить ей, что, мол, она думает лишь о наследстве?
Серена
