войн. Наш вывод – геометрический метод может быть допущен лишь в очень ограниченных размерах и обязательно необходимо противоядие в образе военной истории.
Сочинения Бюлова уничтожались и полицией, и его знатными родственниками, которых они компрометировали. В Россию путь для них был вовсе закрыт. Теперь они представляют высочайшую библиографическую редкость. Сколько-нибудь полного собрания их нет, кажется, ни в одном книгохранилище Европы.
Мы пользовались в подлиннике лишь его «Духом новой военной системы» (на немецком языке, изд. 1799 г.) и сравнительно второстепенным трудом – «Историей войны 1800 г.», в остальном же руководствовались собранием избранных сочинений Бюлова в одном томе[11], изданных его племянником, под редакцией Рюстова, в 1853 г. Революционера военной мысли Бюлова приходится изучать сквозь призму извращений политической и фамильной цензуры, а также через купюры, исправления и толкования Рюстова.
Что Бюлов был материалистом, это видно по многим приводимым ниже мыслям. У него было уже известное, очень скромное представление об эволюции как о противоречии между военным искусством греков и римлян и военным искусством нового времени, противоречии, базирующемся на различной технике холодного и огнестрельного оружия; двигателем эволюции является рост огнестрельного оружия в армиях и потребляемого им количества боевых припасов.
Если мы позволяем себе прилагать к Бюлову эпитет «гениальный», несмотря на многочисленные недоразумения в его поспешных трудах, и ставим его выше многих других классиков, то такая наша оценка основывается на том, что Бюлов подошел к стратегии с совершенно новым мировоззрением, заимствованным у Жан-Жака Руссо. В мире и войне Бюлов увидел единое целое и в этом целом стал рассматривать войну как надстройку над тем фундаментом, базой, которую представляет мир. Понятие «базис», которое ввел Бюлов, все последующие военные писатели начали толковать в узком, геометрическом смысле. Но целый ряд выражений в сочинениях Бюлова позволяет нам думать, что за таким толкованием базиса, предназначенным к широкому обращению, Бюлов скрывал и более глубокое его понимание; в процессе войны государству как базе военной деятельности Бюлов отводил, по-видимому, такое же всеобъемлющее значение, какое придает монистическое толкование исторического процесса экономическому фундаменту. Сквозь сумбурную форму изложения учения Бюлова у него просвечивает местами чисто монистический подход к явлениям войны. Война для Бюлова – прежде всего производная, настройка, явление не самодовлеющее. И нам кажется, что местами Бюлов ставит вопрос даже шире, чем Клаузевиц, несомненно заимствовавший у него свою диалектику.
Бюлов рисуется нам заслуживающим солидного научного исследования. Мы не располагали всеми важнейшими подлинными его трудами и эту задачу не считаем здесь исчерпанной.
Дитрих
Heinrich Dietrich von Bulow. Militärische und vermischte Schriften. Leipzig. 1853. –
