что объективно, вне человека, никакого смысла не существует. Если из мира условно изъять человечество – то абстрактно, вне человека, не применительно к человеку, никакие человеческие действия никакого смысла никак не имеют и иметь не могут.
(Ибо остается только «внегуманизированное» энергопреобразование Вселенной на уровне естественного закона – а человеческое сознание категорически отказывается признавать «Взрыв-Уничтожение-Созидание» за смысл своей жизни, о чем мы уже говорили.)
И вот один врач втолковывает другому: да ты что, у нас самая благородная работа в мире, пусть сами мы и грешные, и люди плоховатые, но мы лечим людей, избавляем от страданий, спасаем от смерти, да ты посмотри в глаза матерей, которым мы спасли детей, – и сразу поймешь, что мы делаем великое, прекрасное, необходимое дело, и в этом великий смысл нашей жизни! А второй ему горько возражает: и те из этих спасенных нами детей, которые вырастут умными сволочами, будут помыкать и доставлять страдания тем, которые вырастут хорошими людьми, и пороки мира исправить мы не в силах, и правительство наше дерьмо, и любое правительство всегда было и будет дерьмо, и перестанет человечество вообще когда-нибудь существовать, и нет в нашей работе по большому счету, по самому большому, никакого смысла, потому что нет по большому счету смысла вообще в существовании человечества и в существовании самого-то мира.
Кто прав? Оба правы.
Кто живет лучше? Тот, у кого есть смысл жизни.
§ 26. А у кого есть смысл жизни?
Когда Эварист Галуа перед дуэлью, в свою последнюю ночь, спешно записывал свои формулы – в этом был для него великий смысл его жизни. Сделать, сказать, явить свое и оставить людям.
В тридцать шестом году мятущиеся интеллигенты разных стран ехали в сражающуюся Испанию, сводились в Интербригады и клали жизни, воюя против Франко – за свободу Испании, как они ее понимали. И в этом обретали смысл своей жизни, которого не видели ранее.
Когда летчик сажает неисправный лайнер с сотней пассажиров, со смыслом жизни у него все в порядке. Ворочая штурвалом, он об этом не думает, не до того, цель проста и неогибаема, пот рукой и все чувства на пределе, – потом, когда сядет, выпьет, успокоится, время пройдет, в любой момент своей неладной и заковыристой жизни он может себе сказать: есть в моей жизни смысл, да для того я, видимо, и был создан, чтоб в черной ситуации спасти жизнь сотни человек.
Смысл жизни был у каждого, кто сам и добровольно свою жизнь укорачивал ради своего дела, которое полагал нужным и благим – солдаты и ученые, врачи и революционеры, художники и изобретатели. Всегда их была масса, и сейчас много.
§ 27. Итого, один вариант обретения смысла жизни – экстенсивный. Найти, организовать себе, прилепиться к такому делу, которое способно забрать все твои силы, все помыслы, всю энергию (ну, не вовсе всю, если говорить добросовестно, но много, совсем много).
И тогда происходит такая вещь. Смысла в мироздании ты не видишь. Но конкретная цель
