раздался страшный грохот, звон стекла, крики.
Оглушенный, он обернулся.
Одна из люстр, висевших над столами, рухнула у всех на глазах и рассыпалась мириадами искрящихся осколков, которые разлетелись во все стороны, и теперь ими были усеяны пол и соседние столы.
Казалось, хрустальный звон повис в наступившей вдруг на мгновенье тишине.
Осколки хрусталя и посуды… Кроваво-бордовые пятна вина, растекшегося по истерзанной скатерти… Совершенно белое лицо Коха… Остов люстры, напоминающий своими изогнутыми заостренными на концах бронзовыми скобами причудливый скелет какого-то громадного диковинного животного…
Масса тяжелого металла и битого стекла, похоронившая под собой изящный, ручной работы столик, за которым только что ужинал он, Максим Олегович Градов.
Задержавшись на мгновенье у огромного, ярко освещенного окна, скользнула вдоль стены и исчезла в стремительно наступающих осенних сумерках высокая фигура в темном длинном плаще.
Прошло несколько долгих, изматывающих своей пустотой и бессмысленностью, часов. Давно разошлись взволнованные посетители, старый Кох с грустно обвисшими усами сидел на краешке стула и не сводил с Максима глаз. Несколько раз старик пытался что-то ему сказать, но Градов все время был занят. Пришлось отвечать на вопросы пожилого капитана милиции, составлявшего протокол. Это был давний знакомый Градова – следователь по особо важным делам Степан Ильич Рудницкий. По долгу службы им приходилось встречаться и раньше, и нередко. По возрасту Степану Ильичу давно полагалось быть на пенсии, но – неугомонному и энергичному – ему не сиделось дома, и после двух месяцев непривычного для него отдыха он вернулся в отдел, где его встретили с распростертыми объятиями, как всегда не хватало людей, а Рудницкий работал за пятерых, и всегда был в самой гуще событий. Максим был доволен, что именно Степан Ильич приехал в ресторан, он уважал капитана за профессионализм и честность.
– Ну что, Максим Олегович, – Рудницкий был серьезен, – покушение?
– Не знаю, Степан Ильич, похоже, просто случайность.
Макс, конечно, был встревожен, но считал, что до выяснения всех обстоятельств выводы делать рано.
– Возможно, и случайность, пожалуй, слишком экзотично для покушения, слишком уж замысловато. А для случайности слишком уж случайно. Может все же происки врагов? Врагов у вас, как у всякого адвоката, много, я думаю?
– Враги-то они, конечно, есть. Но чтобы вот так люстру раскачать в нужный момент – это ж волшебником нужно быть.
– Да вот не угадал-то волшебник, опоздал или наоборот поспешил. Вы то, если не секрет, куда отлучались?
Макс помедлил, знает Степан Ильич о телефонном звонке или еще нет?
– Я в туалет выходил, – Макс умеет держать взгляд, смотрит прямо в чуть прищуренные хитроватые глаза Степана Ильича.
– Вот ведь как вовремя-то, Максим Олегович, в рубашке родились.
