между Америго и его тьютором, похоже, была близкой. Сохранившиеся выражения преданности и благодарности, очевидно, адресованы Джорджио Антонио: «Вы направляли и учили меня, словно добрый и мудрый наставник, и поэтому я всегда буду слушать и почитать вас и ценить намного больше, чем любого другого учителя»[38]. Он оставался в близких отношениях со своим дядей; по крайней мере, так считала вся Флоренция, и заключительные строки многих частных писем, адресованных Америго, выражают уважение к этому мудрому человеку. Когда Джорджио Антонио тяжело заболел в результате несчастного случая, Америго не было в городе, и друзья поспешили сообщить ему об этом. Но мы, учителя, дружим с учениками по совершенно разным причинам, а порою и вовсе без причин – и не всегда такая дружба является следствием их особых успехов в классных комнатах. Насколько прилежным студентом был Америго?
По его собственному признанию, он с небрежением относился к педагогическим усилиям дяди – но это может быть слегка наигранным благочестивым сожалением, которое люди нередко испытывают, окидывая взглядом свой жизненный путь и перебирая в уме упущенные возможности. Его единственная сохранившаяся попытка свободного сочинения в стиле Цицерона выглядит неуверенной и неуклюжей, хотя в аккуратности ей не откажешь. «Я едва смею писать на латыни, – писал он на латыни, – но если бы я стал писать на родном языке, то мои щеки покраснели бы от стыда»[39]. Профессиональные ученые испытывают шок от того факта, что Америго при письменном обращении к патрону однажды приписал Плинию самоуничижительную ремарку, которая на самом деле принадлежала Катуллу («вы слишком ценили мои пустяки»), и недоуменно поднимают брови, когда он путает стоицизм и эпикурейство. Но на мой взгляд, эти ошибки – не от недостатка образования; они вполне извинительны и лишь позволяют предположить чрезмерную уверенность писателя в своем знании классических аллюзий. Из известных нам талантов Америго, которые он обнаружил позднее, ловчее всего он проявлял себя в математике, с письмами у него получалось хуже.
Хотя Америго так и не освоил толком латынь, его отношения с Джорджио Антонио позволили ему познакомиться с некоторыми известными покровителями литературы и авторами, писавшими на родном языке. Когда Пьеро Веспуччи был в Пизе, то обратился к Америго с просьбой найти ему Ливия в переводе и Данте, а также просил «взаймы» поэтические сборники Луиджи Пульчи и дель Франко. Америго воображал себя поэтом и поэтому писал стихи – они не сохранились – потенциальным покровителям. И, подобно всем флорентийцам, он хорошо знал народную литературу своего города. Как мы увидим позднее, цитаты из Петрарки и Данте легко приходили ему на память в течение всей его жизни, даже посреди океана.
Можно сделать уверенный (насколько это вообще возможно в подобных случаях) вывод, что неформальный курс обучения, который он прошел под руководством своего дяди, включал в себя и начатки космографии. Согласно более поздним
Ibid., f. 25.
Luzzana Caraci, I, 20.
