придержала дверь, чтобы пропустить соседку. Та, однако, не спешила проходить. Уставившись на Веру и явно ее не узнавая, она спросила:
– Это ты, что ли, Лиза? Ты мне меду привезла? Так у меня еще старый не кончился…
– Я не Лиза, – возразила Вера. – Я к Дроздовым приехала из девятой квартиры, а у них какие-то другие люди живут…
Она сама не смогла бы объяснить, отчего не призналась соседке, отчего не сказала прямо, кто она такая… Жизнь с Федором приучила ее к осторожности.
– К Дроздовым?! – В глазах соседки загорелся живейший интерес, она поставила сумки на пол, прочно утвердилась на пороге, готовясь к длинному и увлекательному разговору, и осведомилась: – А ты к ним по какому вопросу?
– Да я не по вопросу, – торопливо открестилась Вера. – Я вообще-то из деревни, Заслонкино наша деревня называется, это под Псковом. Они у меня комнату снимали три года назад, у нас озеро под боком, так они купались, рыбу ловили. Очень хорошие люди. Адрес свой дали, в гости звали. У меня так-то в гости ездить времени нету, а тут я к вам в город по делу приехала – морковь продать и картофель, так вот дай, думаю, зайду, а у них там какие-то чужие люди живут… Так вот я теперь думаю: что ли они мне адрес неверный дали, или это я сама перепутала?..
– Ничего ты не перепутала, – зачастила Римма Питоновна. – Правильный у тебя адрес, только они тут больше не живут, Дроздовы-то… – Она вытащила из кармана большой клетчатый платок и вытерла им совершенно сухие глаза, чтобы обозначить скорбь. – Верочка, та вообще умерла!..
– Как?! – воскликнула Вера с совершенно искренним волнением в голосе. – То есть как – умерла?
– Очень даже просто, – вздохнула соседка. – В машине разбилась. Скоро уж год будет, как разбилась. Страшное дело! Машина-то мало того что разбилась, так еще и взорвалось там что-то… Так Верочка обгорела – муж ее еле опознал!
– Муж опознал? – машинально переспросила Вера.
– Ну да! Страшное, говорил, дело, в закрытом гробу хоронили, потому как смотреть на нее невозможно! Уж он так горевал, так горевал! Потому и квартиру эту продал – не хочу, говорит, здесь больше жить, потому как все мне здесь мою Верочку напоминает!
– Давно продал? – спросила Вера, вспоминая свою спальню в японском стиле, черные лаковые шкатулочки, низкую кровать, покрытую покрывалом в иероглифах, две большие керамические вазы, на которых японки в нарядных кимоно смотрелись в зеркало, расчесывая длинные волосы, сидели у пруда с кувшинками и любовались цветущей сакурой.
– А как сорок дней прошло, так сразу покупатели и стали ходить-смотреть, – без запинки ответила Римма Питоновна, – я, говорит, у Веры на кладбище прощения за все попросил, она согласилась, потому как сил нету в этой квартире жить без нее! Денег на похороны не пожалел, я-то не была, а люди сказывали, что гроб выбрал самый дорогой… К маме ее, на Серафимовское…
– А куда он переехал, вы не знаете? – спросила Вера, кое-как оправившись от известия о своей собственной
