лишь тогда, когда не пил и не скандалил с женой. То ли ревновал её, такую красивую и общительную, то ли не ощущал с её стороны достаточно тёплого отношения к себе. Он часто ругался с тётей Клавой, причём и при посторонних. И даже, случалось по пьяни, рукоприкладствовал. А поскольку я тётю Клаву любил, то и моё отношение к такому несдержанному супругу оставалось прохладным. Одних подарков мало для любви и уважения.
Тётя Клава уговорила бабушку, оставшуюся в деревне одной, продать избу и переселиться к ней в Москву. И жить старому человеку в городе полегче, и сможет помочь по уходу за малолетними детьми. Тем более что невозмутимая, терпеливая, никогда не повышающая голос бабушка умела ладить с детишками, и вечно орущий сыночек Володенька при ней без видимых усилий становился шёлковым ребёночком, милейшим созданием.
Бабушка не сразу согласилась на переезд в город. Да, она очень устала в одиночку возиться с хлопотным хозяйством. И годы брали своё. Но чтобы вот так сразу всё бросить? Бросить бурёнку и овечек? Бросить дом, где началась её семейная жизнь, где рожала и хоронила детей? Дом, где она, сельская рабыня, тем не менее, была Хозяйкой. А кем она будет в Москве? Служанкой?
Получилась потеря не только статусная, но и «идеологическая». Дядя Петя, как человек партийный, не разрешил бабушке взять в московскую квартиру икону Божьей матери, с которой она много лет втихомолку делилась своими радостями и горестями.
Переезд бабушки в Москву спокойствия в семье Кузнецовых не добавил. Семейные скандалы возникали и при ней. Причём порой и бабушке доставалось, когда она пыталась защитить свою дочь, увещевать зятя.
В моём дневнике за 1955 год неожиданно нашёл такую неприятную запись:
«22 марта. Днём пришла бабушка с моим шестилетним двоюродным братом Вовкой. Бабушка вскоре ушла, а Вовка остался у нас до вечера… С улицы пришёл Вовка, и я пошёл его провожать. “Вовка, ты почему остался у тёти Наташи?” – встретил нас вопросом отец Вовки дядя Петя. Вовка ответил, что спросился у бабушки. “А ты у меня спросился?” – крикнул дядя Петя. Вовка надулся, но ничего не сказал. Я стал играть с Надькой, сестрой Вовки, а дядя Петя, тётя Клава, бабушка и Вовка сели ужинать. Бабушка упрекнула дядю Петю (и справедливо), что ей пришлось разогревать ужин пять раз. Дядя Петя был пьяным и начал кричать на бабушку, что мол “ты развращаешь семью, из ума старая выжила, покушать как следует не дашь”. Я не думал, что партийный мог так кричать на старого человека да притом на тёщу. И вдруг со стола полетела посуда, вернее осколки, остатки пищи. Половинка тарелки чуть не заехала мне по лбу, я еле увернулся. Весь мой костюм был облеплен картошкой и капустой. Вовка заплакал, он был таким испуганным и жалким. Надя ничего не понимала, но глядя на Вовку тоже заплакала. Я сам сильно испугался и вышел на кухню. Только бабушка была спокойной, хотя дядя Петя стоял около неё и размахивал руками. Он хотел ударить её, но вдруг бабушка сорвалась с места и ударила дядю Петю в грудь. Он не ожидал такого
