глаза внимательно смотрели на мое лицо.
– Никитина, ты в курсе, что твои глаза такие темные, что не видно зрачков? – усмехнулась я, выйдя из гипнотического синеглазого транса.
Та слегка насупилась и схмурила свои брови—ниточки.
– Ты чего сидишь, словно тебя транквилизаторами накачали? – быстро переключилась та, моментально забыв про мое высказывание о ее глазах.
– Какая разница… – задумчиво произнесла я и взгляд неосознанно, словно годами надрессированный, стрельнул влево, к подоконнику у учительского стола. Была перемена и ребята тусили кто где. Но Олег всегда сидел на этом подоконнике и слушал свой плеер. Модный, белый, словно из будущего, его гордость и сокровище – бесценный плеер. Ах, как бы я хотела оказаться такой же нужной, как этот плеер.
Он слушал исключительно зарубежную музыку.
– У отечественных исполнителей все под копирку! – как—то ответил он на мой вопрос о его музыкальных предпочтениях, – А тебе что нравится?
– Не знаю… Слушаю все, что хорошо звучит! – быстро нашлась я, а в голове пыталась экстренно вспомнить хотя бы одного певца, певицу или группу. Но, конечно же, мне нравилось все то, что нравилось Олегу. Но как же в этом признаваться то? К примеру, как—то раз он пришел в школу в белоснежных кроссовках. Модные, опять же, единственные самые крутые в классе. Вот тогда я поняла – мальчишки в темной (увы, естественно дешевой) обуви – отстой.
– Оля, если ты не прекратишь на него пялиться, то скоро весь класс будет галдеть, что ты втюрилась в Меньшикова! – потрясла меня за руку Никитина, снова выдернув из очередного транса, – Не, ну честное слово: ты сегодня сама не своя! – Ее красивые губы скривились, приняв странную форму. Она вроде, как и осуждала меня, но в тоже время (как я наивно полагала), глубоко сочувствовала моей неразделенной симпатии.
– Пошли пожрем… – сказала я, стряхнув с себя остатки сладких грез о великой любви (о которой обязательно должны напечатать в газетах нашего маленького городка), и встала из—за парты. Никитина пошла спереди.
– Какая же она красивая… – подумала я. Наверняка ее ждет что—то крутое по жизни. С такими—то зашибенными ногами, тонкой талией, и высокими, не по годам, острыми скулами… Я тут же посмотрела на свои толстые ноги, которые так и норовились порвать тонкие капроновые колготки. Юбка, немного короче, чем положено, уверено открывала мои (как мне всегда казалось) дряблые жирные колени. По утрам, когда я смотрела на себя в зеркало, школьная форма очень шла моей вообще не модельной фигуре. А потом, если кто—то в школе умудрялся сделать фото со мной, хотелось сразу же уйти в лес и начать питаться одними листьями и жуками (ну, на последнем я конечно же, перебарщивала…).
Что я только не делала, чтобы хоть каплю походить на Никитину. И худела на различных экстремальных диетах (правда, такие диеты продолжались, максимум, два дня). И пила «срульные» чаи. Потом сутками
