домике семьи Лервини, стояла гробовая тишина. За столом, у окна, сидела Луиза. Ее хрупкое тело то и дело содрогалось от рыданий. По бледным, почти мраморным щекам, стекали длинные капли слез. Рядом с девушкой сидела Энн и мягко сжимала ладонь дочери. Женщина молчала. Слова были неуместны.
Серая комнатенка, служившая семье и кухней и спальней, освещалась вздрагивающим огнем свечи. Потому по стенам, нагнетая еще больший страх, прыгали причудливые тени.
Противно скрипнула дверь. На пороге скорбно вздохнув, застыл Серж. Он долго искал пропавших детей. Обошел почти всю округу. Заглянул в лес. Но все оказалось тщетно. Увидев отца, Луиза зарыдала в голос. Сдерживаться сил уже не было. Энн обняла дочь.
– Где же они? – сквозь рыдания прошептала Луиза.
– Их нигде нет! – ответил, проходя в домик, Серж.
Луиза порывисто вздохнула и, схватив старый, обветшалый плащ, бросилась было сама на поиски, но ее опередили. Вновь заскрипела дверь. Девушка выронила из рук плащ и, отступив на шаг назад, чуть не упала. Серж ее удержал. На пороге никого не было. Только из темноты ночи блестели три пары виноватых глаз. Энн поднялась изо стола и вышла на встречу ребятам.
– В дом! – командно крикнула она, и три пары виноватых глаз, под мерцающим светом свечи, превратились в детей.
Данки испугано посмотрела на задыхающуюся Луизу и перевела взгляд своих зеленых глаз на тетушку Энн. Только сейчас девочка поняла, что они втроем натворили.
– Я же говорил, – проскулил Птера. Собак только недобро посмотрел на брата.
– Вы наказаны! – тем же суровым тоном продолжала Энн. – Быстро на чердак и, чтобы трое суток… я вас не видела!
Дети виновато побрели к себе.
– А ужин?! – полностью придя в себя, вскричала Луиза. – Они голодны!
– Нет, – сурово выпалил Собак.
Данки и Птера жалобно взглянули на разгневанную Энн и виновато опустили головы.
– Мы не голодны, – прошептала Данки.
– Вон на чердак! – выкрикнула тетушка Энн.
3 глава
Человек-речка
Заключение длилось нестерпимо долго. Ребята было позволено спускаться с чердака только на завтрак, обед и ужин. Все остальное время, тетушка Энн приказывала им сидеть в своем углу и думать о том проступке, который они совершили. При этом самые нелегкие страдания выпали на долю Собака. Мальчик никогда раньше не испытывал угрызений совести по поводу своих поступков и сейчас не собирался. Но что-то внутри него вздрагивало, когда он понимал, что это только его вина. Данки не пошла бы в лес без братьев, а Птера и вовсе до последнего пытался вразумить брата и сестру. А значит, не пошел бы Собак, все были бы сейчас свободны. Однако, нельзя сказать также, что мальчик всецело обвинял себя. Он на такое самобичевание и способен-то не был. Он скорее корил
