предчувствуя беду.
– Мне бы Олю повидать успеть… – глядя в окно и опять не услышав его, грустно сказал отец.
– Пап! – Сергей легонько встряхнул его за плечи и заглянул в глаза. – Мне не нравится твое настроение!
– Мало ли что тебе не нравится! – Отец наконец вышел из ступора, улыбнулся и даже щелкнул Сергея по носу – как в детстве, когда шутя, невсерьез ругал. – Ты лучше скажи, как жить-то дальше собираешься?
– Ну-ка, идите, чай поставьте и стол накройте, – приказал Барышев детям и, когда они вышли, с горечью спросил: – Я что-то делаю не так, папа?
– «Не так» ты уже наделал, Сережа… – голос у Леонида Сергеевича вдруг задрожал, и на глаза, кажется, набежали слезы. – Не обижайся, но я хочу, чтобы ты больше не ошибался. Чтобы знал, что, когда ты оступаешься, больно не только тебе, но и Ольге. Ей даже больнее.
– Я знаю, пап! И больше не оступлюсь. Ты мне веришь?
Дождь за окном неожиданно прекратился, ветер утих и – как бывает только летом, – сразу вспыхнуло яркое солнце.
– Верю, – помолчав, сказал отец. – И Ольга тебе верит. Теперь сделай так, чтобы она поверила в себя…
Он закрыл глаза и повалился Сергею на грудь, будто внезапно, на полуслове, заснул.
– Папа, – потряс его за плечо Барышев. И страшно, дико, понимая неотвратимость происходящего, закричал: – Па-а-а-па!
…Будь оно проклято, это солнце…
Говорят, от резкой перемены погоды у пожилых людей может случиться инфаркт…
Ольга обегала все супермаркеты и мелкие магазинчики вокруг больницы, но Нади нигде не нашла.
Куда она могла деться в халате и одной тапке?
Ольга позвонила Сергею, сказала, что не сможет вернуться вечерним рейсом, потом поймала такси и поехала к Надьке домой.
Оставалась маленькая надежда, что, выпрыгнув из окна больницы, подруга все же помчалась к сыну, а не за спиртным.
Надя открыла ей в том же несвежем халате и розовом тапке.
– Ну, слава богу, – облегченно выдохнула Ольга, заходя в квартиру.
Грозовская с равнодушным лицом развернулась и пошла на кухню.
Все равно, все равно не отстану, упрямо подумала Ольга, направляясь за ней. Ведь не бросила же она меня, когда я пропадала, погибала в секте, спасаясь от предательства и одиночества… А ведь секта – это тот же алкоголь, может быть, даже хуже, потому что методики выхода из запоя есть, а вот по выходу из сект – нет. А Надька тогда сначала дурой ее обозвала, а потом сама же и успокаивала, когда Петька едва не погиб, оставленный без присмотра…
На плите в кастрюле варился фирменный Надькин борщ. Ольга приоткрыла крышку и улыбнулась, убедившись, что и косточка там мозговая есть, и шкварки. Грозовский за такой борщ душу бы продал. И это при его любви к заморским деликатесам и приверженности к правильному питанию.
– Ты молодец, Надюш, – садясь за стол, сказала Ольга. – Что из больницы сбежала – плохо, а что борщ варишь – молодец!
