возникло явное численное преимущество остервеневшей студенческой братии. Сотни ударов посыпались на головы охранников. Острые подростковые кулачки с набитыми костяшками-кендисами, каблуки Zenden и Tofa, «улучшенные» коваными набойками «миролюбивой» молодёжной серии «На!», ножки выломанные из аудиторных табуретов, всё это «подростковое шансовое великолепие» вонзилось в шлемы и бронежилеты бойцов ОМОНа. Не выдержав жёсткой неравной схватки, взвод дрогнул, встал в каре и попятился к двери.
Прикрывая друг друга, охранники буквально вывалились из аудитории в коридор и помчались кто как по парадной лестнице вниз на первый этаж университетского здания. Перепрыгнув через турникеты, омоновцы оказались на ступенях парадного крыльца. Не успели они оглядеться и принять решение, как из дверей прямо на них выплеснулась волна студентов, похожая на пасть огромного голодного зверя.
Счёт времени пошёл на секунды. Со стороны улицы к парадным ступеням на полном ходу подъехала бронированная машина пехоты, вызванная командиром группы. Из водомёта, укреплённого на башне БМП, в сторону крыльца метнулся пенный сноп влаги. Ударная сила струи была настолько велика, что студенческие порядки дрогнули и стали отступать назад к дверям. В тот же миг, будто выросшие из земли, две шеренги бойцов замкнули за их спинами цепь и отрезали путь к отступлению в здание. Пока ребята озирались, пробуя ситуацию «на зубок», омоновцы вошли в «непосредственный контакт с протестной массой» и перекидали, как на штабных учениях, десятка три студентов в объёмистый автозак, оказавшийся «совершенно случайно» неподалёку.
На другой день согласно специальному постановлению ректора университета в 13—30 в той же злополучной аудитории для «непокорного» курса была назначена та же самая скандальная лекция Пухловского. На личные возражения профессора ректор коротко ответил: «Это принципиально. Или мы их, или они нас».
…Включив все резервы личного самообладания, Пухловский невозмутимо прошёл к кафедре и раскрыл конспект. Его встретила гробовая тишина. Никто не поднялся с места для приветствия. Никто не улыбнулся, когда профессор по привычке сказал: «Садитесь, пожалуйста». Сто с лишним пар глаз холодно отслеживали каждое его движение. Могло показаться, что аудитория наблюдала они не университетского препода, а жирную надоедливую муху, которую ей хотелось вымарать из предложенной картинки и тут же забыть о ней.
Профессор монотонным, будто чужим, голосом отчитал лекционный текст. Он ни разу не поднял головы, не посмотрел в зал, чтобы оценить заинтересованность аудитории. Закончив чтение, Пухловский собрал бумаги и, всё так же не поднимая головы, вышел из аудитории.
Хлопок двери пробудил аудиторию. Она зашевелилась и пришла в движение. К кафедре выбежал староста 3-ей-а группы Пашка Ремизов. Он поднял вверх руку, сжал пальцы в кулак и произнёс: «Но пасаран!». В ответ ему
