коллекционные собрания 17 века, обнаруженные на полках библиотеки, но настрой уже не тот. Я едва замечаю роскошные кожаные переплеты с золотым тиснением, с уникальными иллюстрациями и гравюрами на отдельных листах в научных книгах французского ученого натуралиста. Я честно пытаюсь сосредоточиться, но мысли ускользают совершенно в другую область. Из головы не выходит странное содержимое первой страницы рукописи и отсутствие какого-либо содержания на двух других.
– Хватит, – закрыв третий том из шестикнижной коллекции, возвращаю его на полку, покидаю библиотеку и отправляюсь на кухню. Кажется, Гвен говорила, что кухня – разрешенная территория.
Повар давно ушел, хотя я была бы не против компании. Находиться одной в огромном доме – испытание даже для крепкой психики, а мою в последнее время немного штормит и укачивает. Может, стоит познакомиться с кем-нибудь из обслуживающего персонала, скрывающегося в гостевом доме? А почему бы нет? Странно, что за целый день я не видела и не слышала ни звука шагов, ни разговоров, ни шума пылесоса. Или хозяева настолько помешаны на тишине, что горничные даже в их отсутствие перемещаются по дому с заклеенными ртами и на цыпочках?
Сосущий желудок на время берет верх над моей хромающей логикой. К тому же разогретая лазанья из контейнера с моим именем и свежезаваренный кофе источают божественные ароматы. Гастрономическая панацея действует недолго. Неторопливо и с удовольствием утолив голод, я вновь ощущаю растущий дискомфорт, мурашками бегущий по позвоночнику. Тишина давит, нервирует, и я включаю телевизор, но листание новостных каналов и громко спорящих ток-шоу не отвлекают от гнетущего необъяснимого чувства. Мне настолько неуютно, что даже навязчивый аромат розовых гортензий в изящной фарфоровой вазе раздражает и вызывает неприятные ассоциации, которые даже озвучивать не хочется. Мне нужно на воздух. И как можно скорее.
Заскочив в свою комнату за свитером и дождевиком, я бегом спускаюсь вниз, на ходу одеваясь, и выхожу в подсвеченный фонариками сад. На улице сыро, неуютно, мокро, зябко и ветрено, но я жадно глотаю кислород, дышу полной грудью до белых звездочек перед глазами.
В сумерках особняк выглядит не менее жутко, чем днем. Мне страшно поворачиваться к нему спиной, но я смело направляюсь в сторону домика для прислуги, хотя надежды на то, что кого-то застану там, почти нет. Мне жизненно необходимо услышать человеческую речь, иначе я точно сойду с ума. По позвоночнику ползет липкий страх, есть ощущение, словно пустые глазницы темных окон следуют за мной, наблюдают с холодным интересом, изучают, замышляя что-то страшное.
– Боже, Шерри. Ты совсем свихнулась, – нервно усмехнувшись, говорю я, резко оборачиваюсь и… натыкаюсь на высокого мужчину в мокром пальто. Взвизгнув, я отпрыгиваю назад, собираясь заорать в голос.
– Уверен, что нет, – произносит голос, который я к облегчению узнаю. Мистер Кейн, будь он не ладен.
– Господи, я испугалась до смерти. Что вы тут делаете? – задыхаясь от пережитого шока, сипло спрашиваю я. Мистеру Кейну хватает наглости
