вопрос был: – А Гурченко жива?
– Она умерла!
– Молодая умерла?!!
– Не совсем…
Перебрав любимых знаменитостей, Зинаида стала громко и подробно пересказывать старые новости про олигархов и политиков и содержание телешоу Малахова. Ей помогала старушка с очень громким голосом. Все это было громче и постоянней телевизора…
Представление было прервано вкусным обедом, который привезли прямо в палату. У тумбочек были удобные выдвигающиеся столики. После обеда – тихий час. А потом представление продолжилось.
Солировала Зинаида. Сладким задушевным голосом она протянула:
– Ах, как хочется домой! Сколько же мне дней осталось до выписки?
Со всех кроватей ей стали помогать подсчитывать дни. При этом Зинаида не выглядела слабоумной. Чувствовалось, что она ведет какую-то игру.
– А тебе сколько дней осталось? – пристала она к громогласной старушке.
Та призналась, что не помнит, какого числа поступила. Вся палата принялась наперебой восстанавливать забытую дату и подсчитывать дни. Шума и галдежа было часа на полтора. Потом опять перерыв. Зинаида утомилась.
Новая серия – сразу после ужина. Зинаида трагическим голосом:
– Как жалко, что Сталина отравили! Нет на вас Сталина! Самый справедливый человек!
– Да, Сталин, Сталин… – вторила палата.
Зинаида рассказывала, как в послевоенные голодные годы из поселка под Брянском они послали письмо Сталину, и тот их спас, прислав в местный магазин мешок крупы, консервы и еще кое-что (она подробно все перечислила). Но потом их семья все-таки перебралась в Москву.
И без всякой логики, забыв об уязвимости своей позиции:
– Был бы жив Сталин, он сейчас всех приезжих выгнал бы из Москвы! Просторно стало бы, хорошо!
Палата нехотя поддакивала.
Слышать это по десятому разу было утомительно. Читать или слушать радионаушники невозможно из-за шума. Я тихонько переговаривалась с соседкой Еленой. А Зинаида кричала на Елену: – Ты зачем с ней разговариваешь! Не разговаривай!
Елена, солидная дама и советник юстиции, могла позволить себе не обращать внимания и продолжать разговаривать. Она даже однажды посмела не ответить на обращенный прямо к ней вопрос о какой-то эстрадной диве:
– Не знаю, меня это не интересует!
Остальные в палате не смели так отвечать. Я не в счет, я была наблюдателем этого социального эксперимента.
Около половины десятого Зинаида говорила: Пора спать! – и выключала верхний свет. Если над чьей-то кроватью оставался гореть свет, Зина подходила и ругаясь, выключала. Все лежали притихшие. Она могла и ударить.
По ночам она громко храпела. Проснувшись от своего же особо громкого всхрапа, садилась на кровати и с ненавистью говорила
