в одно целое, образовали рваную серую тучу, словно слетевшую с небес на тротуар. Здесь всем хватало места под солнцем.
К ночи народ расползётся по убежищам, а с утра, снова создаст столпотворение и, пробираясь через тернии, пропустит множество счастливых минут пребывания на Земле.
Став частью серой массы, я неслась в толпе по улице, куда глаза глядят. Сопротивляться могучему потоку не хватало сил и мужества.
Внезапно я увидела из прошлой жизни мгновения, когда меня несло по реке жизни. Увязнув в бурлящей воде, не замечала неба, солнца, цветов и ветра. Ежедневная суматоха превращала жизнь в бессмысленную мышиную возню.
Суета кружила голову, нагнав приступ тошноты. Я сошла с тропы на обочину. Подняв глаза в серое небо, я пожелала умереть. А зря! Желание и есть те планы, из которых составляется судьба. Ощутив край жизни, мне стало трудно дышать. Мысли рифмовались, складываясь в стихи.
Одиночество червём точило изнутри,
Бесчувственной проказой покрывая тело,
И вырваться из лап душившей пустоты
Наперекор судьбе я захотела.
Открыла душу солнечному бризу,
Впустила счастье на порог судьбы.
Осталось внемлить женскому капризу,
И ощутить полёт души.
Не мучить сердце горькими слезами,
Отправить во Вселенную позыв,
Чтоб бог послал любви напоминание,
И в ад дорогу перекрыл.
Шок от несправедливости жизни вернулся и застрял в сознании. Я снова не могла пошевелиться, не знала, как освободиться от пут. Разложив по полочкам горькие обстоятельства, я не могла склеить картинку прошлых событий. Пазлы не совпали, оттенки разнились, картина не прояснялась.
Время снова вернуло меня в серое облако на тротуаре. Теперь я не видела людей, я любовалась зелёным газоном, который окаймляла лента алых гортензий. Ажурная филигранная листва хосты соперничала с буйно цветущими ирисами.
Жаль, что желтое, синее, красное, фиолетовое неистовство цветов оставило серую массу равнодушной к рукотворному пейзажу.
Люди непрерывным потоком двигались по перекрёстным улицам, строго соблюдая левостороннее движение. Толпа, будто улей, захватила меня и выплеснула к высокому бордюру клумбы, где среди декоративной капусты металась женщина. Как все сумасшедшие, она была искренна в чувствах, оголяя правду жизни.
Вытянув руки по швам, она исполняла роль регулировщика размеренного хаоса. Распахнутая рубашка на её полноватом теле, открыла взгляду расстегнутую молнию, из которой проглядывалось нижнее белье. Розовый шифоновый шарф неряшливо болтался от ветра, крохотный рюкзачок нелепо свисал с плеч, дополнив картину сумасбродства. Опрятная одежда говорила, что женщина не бомж.
Телодвижения – руки вверх, вниз – она сопровождала гортанным криком, будто изгоняла нечистую силу, заселившуюся в ее плоть. С каждым выдохом она все
