на пол, и многие поддержали её. Мало кто выглядел счастливым. Родион и сам не знал, что думать. Конечно, меньше предметов сдавать на ИША, но… – Так чего ты хотел, малыш?
– А, да, – Родион встрепенулся. Голос его дрогнул, и он понадеялся, что все, кто слышит его, не подумают, что это от страха плохо соврать. – Мне сказали, здесь можно прикупить… товар.
– Товар? – фыркнула девушка, – Ты что, боевиков насмотрелся?
– Травка. Кокс. ЛСД? – говори, говори, Родя, не дай им шанса заподозрить тебя во вранье, не дай ФГК причин злиться на тебя, а через тебя – на отца, – Мне нужны любые. Ну типа… оторваться.
Барменша презрительно вскинула тонкие брови, одарив его уничтожающим взглядом.
– С дуба рухнул? Здесь тебе не наркопритон.
– Я заплачу.
– Пошёл отсюда, пока охрану не позвала! Лечись, придурок!
– Сколько хотите?
– Заплатил за выпивку и свалил! – девушка отобрала у него стакан и отвернулась, больше не повернувшись. В темноте она, конечно же, не заметила, что Родион вместо электронных дал наличку и много больше, чем положено.
Он оглянулся. На него смотрели. Делали вид, что не интересуются, но смотрели, и Родион чувствовал их взгляды.
«Хорошо. Очень хорошо. Ты молодец. Ты настоящий актёр. Ты почти так же хорош, как Иоланта. Дыши, Родя, дыши, все будет хорошо. Осталось чуть-чуть. Ради папы».
Он направился к служебному туалету, специально пробираясь через толпу так, чтобы его заметили, забрал сумку и пошёл к выходу, намеренно распихивая народ, хотя в жизни никого бы не толкнул. Да что там, Родион и в клуб бы не зашел. Но сейчас он был не собой, он был агентом ФГК.
Достаточно омерзительное чувство, на самом деле.
– Глаза разуй, мудак! – наконец-то кто-то отреагировал на его грубое поведение. Родион обернулся к девушке и понес какую-то дичь, надеясь только, что она его запомнит как можно лучше. Даже сумку вперед выставил. В мыслях поселилось одно слово:
Иоланта.
Иоланта, Иоланта, Иоланта.
Иолантаиолантаиоланта.
«Нельзя её сюда пускать, – подумал мальчик. – Она не должна приходить, иначе полиция и её загребёт со всеми остальными. Нужно защитить её».
Он вышел из клуба и до самого назначенного срока облавы стоял в ожидании певицы, надеясь предупредить ее. Она так и не появилась.
Мария.
Мария знала, что лучшее лекарство для душевных ран – молитва. Ей это объяснили, едва она научилась говорить, но тогда, будучи маленькой девочкой, Маша не понимала, как какие-то слова могут помочь ей обрести покой и очистить разум.
Потом поняла. Прочувствовала.
– Надеюсь, ты повторяешь текст, – проворчал отец, оборачиваясь на неё через плечо. В машине они были одни, мама осталась дома с девочками, и он мог позволять себе говорить, что угодно. – Если перепутаешь хоть слово…
– Не
