издателями экземпляр, а самый что ни на есть подлинный, тот самый, что надиктовал Сулла секретарю. Разумеется, мне лично захотелось ознакомиться с этими записками. И вот я прихожу сегодня в латинскую библиотеку и, к своему огорчению, вижу, что Паук роется в свитках, только вчера доставленных Великой девой.
– Паук?
– Ну да… так зовут… то есть звали этого книжного червя. Я решил, что он первый хочет завладеть рукописью Суллы, и подошел к нему сказать, что я прежде него хочу видеть свиток, все же Паук – вольноотпущенник, а я – римский гражданин. И что пергамент надо непременно отдать переписчику. В первый момент, услышав мой голос, Паук так подпрыгнул, будто я всадил ему стиль в задницу, потом заорал на меня как сумасшедший.
– Что он орал?
– «Вон! Убирайся…» Не давал вставить в ответ ни слова… Центурион Валенс на нас так никогда не орал, как этот сумасшедший грек. Я ушел ошеломленный. Даже перебрался в греческую библиотеку. Но тут меня охватили подозрения. Решил, что старик хочет похитить свиток Суллы. Украдет и напишет свою книгу о войне на Востоке… и это меня так разозлило. Я аж закипел от подобной догадки – будто негашеную известь кинули в воду. Ворюга! Да еще на меня орет! Я схватил стиль со стола и побежал назад. И что же я вижу! Футляры и свитки разбросаны по полу, а Паук борется с каким-то парнем в грязной тоге. Но при этом левой рукой прижимает к груди футляр. Миг – и парень полоснул старика по горлу.
– Ужас… – прошептал Приск без всякого выражения.
– Точно – ужас, – подхватил Фламма. – Не знаю – что тогда со мной случилось. Наверное, вспомнил, как мы с даками сражались. Подлетел я к этому парню и пырнул его стилем в бок. Потом рванул из рук умирающего старика футляр и пустился бежать – назад в греческую библиотеку. По дороге засунул футляр под тогу. Влетаю в залу, ору: «На помощь, Паука убили». А я – весь в крови. Это парень успел меня ранить в руку, но, как и когда – я даже не заметил. Там у нас как раз находился один из рабов, что таскает футляры и всякую мебель, здоровый такой, но жуткий тупица, кажется, и читать не умеет. Он ухватил палку, которой открывает наверху рамы, чтобы в жаркий день не было душно, и помчался к «латинянам». Он-то и не пустил убийцу в греческую половину – треснул пару раз так, что тот понял: меня ему не достать, и дал деру.
– А ты?
– А я забился в экседру, где ты меня потом нашел, ну и… вытащил свиток из футляра. Я был так уверен, что это книга Суллы, что, не задумываясь, сломал печать и развернул пергамент. Стал читать и понял…
– Да неужели? Неужели понял?
Фламма отчаянно закивал. Почему-то Фламма напомнил Приску в этот миг черного щенка, которого обрекли на жертву Гекате. Да уж, сегодня все мысли – о смерти и кровавых жертвах.
– А прежде чем сломать печать, не поглядел, чья она? А?
В этот раз жест отрицательный.
– Ты не обделался, когда прочел? – спросил Приск зло.
– Нет, я просто удивился.
– Чему…
– Ну, тому, что предсказание Тиресия не сбудется.
Фламма
