говоришь.
А что? Ты же сама видишь – не от мира сего.
Может, ему приснилось что хорошее-доброе.
Здесь-то? Да откуда оно возьмется – доброе!
А вдруг это уже навсегда? Откуда он? Где же его вещи?
Да там они, с ним. Зачем тебе?
Родным позвонить. Ищут ведь поди. Подготовить надо. А то и не узнает никого. Телефон был у него?
Был. Я ему в куртку завернула, чтобы не выпал.
Спроси его о чем-нибудь. Как зовут. А то как бы анестезии не было. И не узнает никто – куда он подевался.
Ну, коль уж здесь – знают, наверное. Не один сюда пришел, одинешенек.
И что у них там в голове – если ничего не помнят, ни матери, ни жены с дитями.
А может, он не женатый.
Как же, лет сорок с лишним, поди. Кто-то всё одно есть. Да и дети в такие годы – тоже.
Да замолчи ты. Разбухтелась. Смотри – перестал. Просит что-то.
Ну вот, и заговаривается. Врача все же надо. Теперь будет, не он первый, не он последний, не дай Господи. Там еше троих привели, тоже побитые.
Сама ты заговариваешься. Это он пить просит. И не улыбается уже. Пойду, принесу сладенькой водички. Ему теперь глюкоза нужна. А врачи свое уже сделали. Считай, без наркоза восемнадцать швов наложили, только поцарапали немного. Прямо на маковке – цензура теперь будет.
Над его лицом наклонилась фигура, потом голова его стала подниматься, ко рту поднесли стаканчик, но кофе там не было. В горле после глотка стало приятно скользко и холодно.
– Где я? – и не узнал голос. Спросил кто-то снаружи, хриплый, тихий, чужой.
– Лежи, лежи спокойно. Тебе сейчас нельзя резко. Может, попьешь еще?
– Телефон. Мне позвонить надо.
– Я заряжаться включила. Пусть немного зарядится.
Звонит и нервничает, а дочь успокаивает, говоря, он же не один там, а она ну тогда давай позвоним Лёне они вместе там вместе где и все. Все там вместе. А тот в ответ нету его и не знаю где я ему не нянька и так привез и деньги должны заплатить а он не отрабатывает. А потом покажут по новостям, и она еще больше будет переживать, и полное неведение вокруг. И она снова будет звонить и не спать будет, но когда рядом, то всё совсем иначе, шумно и сбежать хочется. Но только не сейчас, как всегда, когда она не рядом, когда что-нибудь происходит.
Резкая боль в голове.
И уже не захотелось подняться, позвонить, чтобы найти ее, чтобы успокоить их, чтобы успокоиться самому, чтобы пожалеть о том, что приехал и пришел сюда, когда можно было оставаться в семейном благоденствии, – всё стало безразличным и ненужным, отсутствующим, и только небытие тихо и безмятежно склонялось над ним, прикрывая веки, и он не находил за что можно было бы зацепиться, чтобы сопротивляться, за какую выбоину или выпуклость ухватиться, чтобы потом оправдаться хотя бы в попытке.
Он все же попробовал приподняться и увидел, что находится на дощатом помосте, на котором настелено одеяло, а у изголовья лежит его куртка, свернутая валиком. Палатка изнутри, в углу армейская буржуйка,
