детские книжки, журналы и обои на стене. Родители заметили и стали покупать мне альбомы для рисования. В начальной школе уже сам заводил отдельные тетради – рисовал комиксы прямо на уроке с другом по парте. У каждого была своя тетрадь. На уроках их по всему классу передавали. Вскоре и на парте рисовать стал, ругали. Судьбы рисунков в целом однообразны – что-то раздарил, какую-то часть выкинули родители и я сам, остальное было сожжено в деревенской печке в качестве растопки. Беречь работы начал только после того, как познакомился с будущей женой.
С учительницей по рисованию, так же как и с классной руководительницей, тоже не сошелся характерами. Она сказала всем рисовать вазу с цветами, а я хотел рисовать все, что угодно, но не вазы – каких-нибудь космонавтов, пиратов, индейцев. После уроков учительница задержала меня, потребовала объяснить, почему я чуть не сорвал урок. Я сказал, что умею рисовать, просто я еще ребенок. Она посоветовала поступить в художественную школу и рисовать то, что скажут. Я согласно кивнул и больше с ней фактически не спорил. В художественной школе заниматься я отказался, потому что на собеседовании выяснилось, что рисовать придется то, что скажут. Да, принципиальный бунтарь и максималист, не спорю, но взрослея, я научился быть сдержаннее, рассудительнее и сговорчивее. Эгоизм проявлял только в минуты особой слабости, в большинстве случаев стремился сохранять оптимизм и заражать им окружающих.
Прозой увлекся во втором полугодии второго класса, когда почитал рассказ старшего брата. Однако он их так и не дописывал никогда, а мои произведения читал без особого энтузиазма, что побуждало меня лишь совершенствовать свое мастерство. Я не сомневался, что читатели скоро найдутся. И действительно – вскоре все тетрадки раздарил! После чего взялся за грандиозный на тот момент для меня проект – этакую трилогия в жанре фэнтези с красивыми картинками на каждой странице. На нее ушло три 12-листовые тетради, несколько ручек и набор карандашей. Сначала убеждал себя, что никому не подарю свой шедевр, буду беречь, а летом на даче подарил с легкой руки какой-то девчонке! Ее семья снимала соседский дом приезжала к нам в деревню на один сезон. Упросила. Отдал, а сам жалел, что больше никогда не увижу ни свой грандиозный труд, ни ее.
После этого случая отчасти даже начал побаиваться показывать кому-либо свои рисунки, стихи или рассказы. Приходилось прятать работы, так как родители ругались, что успеваемость в школе низкая, а я «дурака валяю», вместо того, чтобы уроки делать. Выбрасывали мои работы, если находили. Только меня это не обескураживало, всегда что-то новое старался писать или рисовать, что еще не пробовал. Учился, самосовершенствовался.
Читал книги или картины мастеров созерцал я всегда с неохотой – по большей части ознакомлялся с методиками мастеров пера и кисти. Не то чтобы ленился, скорее, страшился стать подражателем, стремясь во всем выработать свою манеру изложения, способы рифмовки или нанесения рисунка. Хотя, чтобы больше не возвращаться
