временем продолжал хандрить. Минутами ранее его настигло: план Биренбойма, каким бы дерзновенным и мужественным он не выглядел внешне, по сути, без закладных, ибо построен на неисследованных, теоретических возможностях Черепанова, у которого, союзники-сообщники, столь актуальные для подобной операции, по определению, водиться не могут. Ведь крот – синоним волка-одиночки, питающегося без премудростей – тем, что плохо лежит или бежит. Для Биренбойма, профессионала экстра-класса, эта закономерность не секрет. Стало быть, операция – скорее причуда его буйной фантазии, нежели ушлый замысел. Нечто среднее между неизбывной женской верой в «золотой ключик» и массовым поклонением бессмертному идолу «Авось», каким бы фокусником Дорон ни был…
Тем самым, напрашивалось, что спецагента и инициативника сознательно «разменяли», заведомо зная, что дуэту доведется прошибать лбом корпус самой могучей тоталитарной машины. Оттого Биренбойм и наставлял: «Отработай его до конца…» Но при этом умолчал: им обоим из передряги не выкарабкаться.
На поверку оказалось, что волшебной палочки у подполковника нет и быть не могло. И, судя по его первой реакции, бездумно совать голову в петлю он не торопится. Но, куда не гляди, швартовые отданы и цель – достойнее не бывает. Поборемся…
На эскалаторе Черепанов сблизился с Розенбергом, тихо заговорил:
– Похоже, в Министерстве обороны и правда нечто замышляется, но мои шансы там кого-либо зацепить – нулевые. С кондачка такое дело не осилить. И если честно, то о закулисной игре в Ираке я впервые услышал от вас, хоть кое-что намеками доходило. Но прознав, сразу вспомнил: есть зацепка… по гражданской линии… Завтра сверюсь, если, получится… А вечером, после работы, обсудим…
Черепанову и моссадовцам было не по пути, так что завершив спуск, они бессловесно расстались. Между тем вскоре подполковник боковым зрением заметил: израильтянин у него за спиной.
– Саша, брат, извини, узнать ты должен сегодня… Завтра, утро, в семь, жду тебе здесь. Запомни еще: целый страна на тебе надеются, – сбивчиво проговорил Шахар и испарился.
Добираться до дому подполковнику минут сорок – предпоследняя остановка. Зайдя в вагон, он заметил несколько свободных мест, но даже не сдвинулся – ухватился за ближайший поручень. Ему казалось, что в сидячем положении его будет выдавать мерзкая дрожь, охватившей тело и помыслы едва прозвучало за спиной «страна». Звериным чутьем Черепанова настигло: навязываемая затея – отнюдь не преходящего, тактического свойства. Призвав пафос, израильтянин не актерствовал, а был предельно искренен. И там, в «Олимпийском», и напутствуя минутами ранее на платформе. Причем вопреки всем канонам шпионского ремесла, центральный постулат которого – тщательный камуфляж намерений и движений души. Стало быть, средиземноморского эмиссара в Москву привела не очередная прореха, коих не счесть в работе любого
