снова перед глазами Дастина возникли три жутких фигуры в черных балахонах, и в ушах стоял хрип Генриана.
– Эй! Так ты будешь рассказывать историю или нет? Или, может, ты станцуешь или споешь? – требовательно произнес назойливый голос.
Внезапно мысли Дастина вновь прояснились, отчего-то этот странный узник позабавил менестреля, и весь произошедший кошмар как-то разом отступил куда-то далеко.
– Я, пожалуй, спою. Правда, у меня отобрали лютню, когда вели сюда…
– Hичего. Спой без лютни. Какая разница. Лишь бы только это была не скучная и занудная баллада, коими трубадуры завлекают шлюх благородных кровей.
Дастин рассмеялся. Этот чудак ему отчего-то пришелся по душе. И неважно, что его самого обвиняют в убийстве и собираются судить. Это завтра. А сегодня – общество веселого безумца и песня…
– Будь по-твоему, незнакомец. Я спою тебе веселую песенку про упрямую тучку…
Дастин запел. Ту самую песню, которую ему всегда пела его мать. Юноша вспомнил свой дом в Бренсалле, свое детство… Большой каменный дом на Рыбачьей Улице, где жила огромная семья рыбака Кальхо – приемного отца Дастина. Когда мальчик подрос, ему рассказали, что он подкидыш и настоящие родители неизвестны. Hо Дастин любил своих приемных родителей – они были единственные в его жизни люди, которые дарили ему семейное тепло… А потом их забрал ужасный мор, а Дастин после скитаний по Леогонии с труппой бродячих артистов попал во дворец Короля, став придворным менестрелем…
Он пел о маленькой капризной тучке, которая отказывалась поливать дождем огороды крестьян, а те вызвали Дядюшку Ветра, чтобы проучить строптивое дитя Природы. И удивительно живые картины детства предстали перед менестрелем. Под звуки собственного голоса он отрешился, дав волю своим мыслям. И они понеслись куда-то вдаль. Одна за другой сменялись картины прошлого, и вскоре Дастин увидел странные неведомые места. Он уже не слышал своего голоса, не видел маленького, залитого звездным светом оконца под потолком сырой темницы.
Широкой лентой протянулась вдаль могучая река. Там, на горизонте, высились неприступные горы, подминая под себя зеленую долину. По берегу реки шли двое. Дастин разглядел одеяния путников – один в бордовом, другой – в сером. Идущие приблизились, и менестрель увидел их лица. Они казались ему до боли знакомыми. Словно он где-то их видел. Дастин силился, пытаясь вспомнить, где и когда это могло быть? И почему-то это было очень важным – вспомнить тех двоих. От бессилия у юноши заломило в висках, и он вздрогнул.
И увидел узницу, слабо освещенную звездным светом, и проницательные глаза, смотрящие на него в упор. Обладатель этих очей был уже немолодым лысоватым человеком маленького роста с небольшим брюшком и ужасно изуродованными руками.
Hезнакомец долго всматривался в лицо Дастина, пока наконец не произнес серьезным тоном:
– Ты необычный узник. И те двое тоже не просто так…
– А ты…
