гудящем корабле. Он почувствовал себя маленьким и ужасно одиноким, будто бабочка однодневка, которую ураган занес в тундру. Умирать было страшно, но еще больше давило чувство вины, без сомнений, это он вчера испортил что-то своими неумелыми попытками помочь. Черт! Да он даже не помнил, что именно он делал! Зачем он вообще полез в корабль?!
«Осторожно! – горела надпись на экране следующей переборки. – В отсеке С1 отравление воздуха потенциально ядовитыми примесями».
Страшно? Аж жуть.
А что делать? Сам виноват, самому и разбираться.
Он выдохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и нажал на кнопку, открывающую переборку. Дверь убийственно медленно отъехала в сторону, а Митрич так и остался торчать на пороге, как пугало огородное.
– Твою ж мать…
– Что, Тран? – перепугав до сердца в пятках, внезапно вырвался из крохотного динамика в стене голос Фрэнка. – Все очень плохо? Да? Плохо?
Но новоявленный профессор Маслов только затрясся от хохота, глядя, как дрожит горячий воздух. Это испарялись с нагретого пола разлитые из опрокинувшейся бутылки остатки того самого Хеннеси. А датчик анализатора воздуха, обнаруживший спирт, гудел, как встревоженный шмель.
– Все хорошо, – сумел-таки ответить техник, – отбой тревоги, возвращаюсь.
Он подобрал бутылку, с жалостью отметив, что не осталось и пары глотков, а потом отправился назад. Корабль перестал казаться проглотившим его чудовищем, гул двигателей теперь успокаивал, как успокаивает стук колес в поезде ночью. Теплый желтый свет лам казался дружелюбным.
«А ведь это теперь все наше, – подумал неожиданно Митрич, – корабль, звезды, космос… А потом, если повезет, целая планета! Новая планета. Интересно, а что мы вообще должны делать там, а? Надо хоть расспросить ребят, Джек наверняка в курсе. Боже, я собираюсь расспрашивать обезьяну, что мы будем делать на Марсе. Какое безумие…»
Митрич вернулся, помахав над головой бутылкой, и Фрэнк, получив объяснения и сличив их с данными на мониторе, рассмеялся от облегчения. Джек же ухнул и пару раз шлепнул себя ладонями по коленям.
– Вот! Еще контрабанда. Увы, вытекла и испарилась.
– Боже мой! – проговорил доктор Самди. – Какое счастье! Как же я испугался!
Это вообще-то было странно.
– Испугались? А разве у вас не проходят строжайший психологический отбор?
– Проходят, – улыбнулся американец смущенно, – крайне строгий.
– Что-то я не заметил в вас, уж простите, особого хладнокровия. Как же вы прошли его?
На лице Фрэнка снова засияла обезоруживающая улыбка.
– Я спал с психологом, составлявшим заключение.
– С мужчиной? – подозрительно насупился Митрич, невольно пытаясь отодвинуться.
– Нет, ее звали Эвелин. Эва… – шоколадная физиономия приняла мечтательное выражение, он аж причмокнул.
– Но зачем вам понадобилось лететь на Марс? – изумился Митрич.
– А
