районе, всех знал, со всеми дружил. За счет этого и дела вел более чем успешно. Это вселяло уверенность.
Из кабинета он вышел быстро, что-то, как показалось Маше, промелькнуло на его лице – раздражение, что ли, но тут же возникла всегдашняя улыбка.
– Мария, вас приглашают на беседу, – он галантно указал на дверь, – а нам сказано пока подождать тут. Держитесь уверенно, все будет хорошо. Как закончите, наберете меня или Сергея.
И она зашла. Кабинет поражал теснотой и убожеством обстановки. Следователь был не в форме, как она ожидала, а в джинсах и клетчатой рубашке. Лет сорока на вид. Худой, помятый, невысокого роста с начинающейся лысиной и нездоровым цветом лица. На столе перед ним лежала совдеповского вида картонная папка с веревочками и надписью «Дело № __», груда подобных же папок разной степени толщины громоздилась в углу стола. Маша не запомнила его имени и отчества то ли Андрей Петрович то ли Петр Андреевич, но запомнила вместо этого звание и фамилию, они были написаны на табличке, украшавшей дверь. Старший лейтенант Горячкин. Табличка была неправильная, на табличках надо писать не звание, а должность, Маше почему-то так казалось, наверное так было в сериалах, которые она иногда смотрела. Но неправильной была не только табличка, неправильным было все.
Горячкин предложил присесть, попросил паспорт, внимательно полистал его. Спросил, известно ли ей, что за дачу заведомо ложных показаний полагается уголовная ответственность по статье такой-то. Дал подписать соответствующую бумажку. Вскользь упомянул статью 51-ю. А дальше начал спрашивать.
– В каких отношениях вы состоите с Кузнецовым Сергеем Романовичем? – Маша не сразу поняла, что он имеет в виду, сказала: – В хороших отношениях.
– Можете сказать, где он находился вечером 13 декабря примерно между восемью и девятью часами?
– А во сколько приехал?
– Где поставил автомобиль?
– Сразу прошел домой?
– В чем был одет?
– А когда уезжал – в чем?
– Ничего вам не рассказывал? Не был ли чем-то возбужден? Испуган? Нет, Вы подумайте хорошо…
Вопросов было много, порой неожиданных, но Маша старалась держаться, отвечала правдиво, как учил Семен. Когда вопросы пошли по второму кругу Маша не выдержала и спросила сама:
– Скажите прямо, на что вы намекаете? На то что мой муж кого-то там убил?
Горячкин словно ждал этого вопроса.
– Что вы, я ни на что не намекаю, просто…, – он достал из папки цветную фотографию формата А4 и развернул к Маше. Маша не сразу поняла что именно на ней изображено, а когда поняла ей стало трудно дышать. На фотографии была женщина. Голая. Прибитая вверх ногами к стволу дерева, очевидно где-то лесу, так что волосы ее чуть касались снега. Руки растянуты в стороны, чем-то привязаны к торчащим из-под снега корягам. Тело вспорото крестообразно, вертикальный разрез от паха до горла, горизонтальный – поперек живота. Кровь повсюду, она блестит в свете
