„белорус“, наверное, человек в возрасте, не внушай себе всякую чушь». И она забыла о его мертвенно-бледном лице, как забывается выкуренная сигарета, исписанная ручка и масса иных деталей, образующих безбрежную рутину бытия. А зря!
Наряду с преподаванием психологии, «белорус» курировал в разведшколе учебный процесс: формировал группы, подбирал преподавателей, разрабатывал методики. Словом, слыл немаловажной фигурой, не говоря уже о том, что как кадровый сотрудник ГРУ привлекался к разработке сложных операций, где не обойтись без профессионального психоаналитика. И вдруг совершить такой прокол – сорвать свою же лекцию, причем вводную, запустив «гормонную» бомбу в казарму изголодавшихся ребят! Попадись он под горячую руку, его бы уволили – с пенсией, но без почестей.
К счастью, широкой огласки его промах не получил. «Белоруса» перевели куда-то в непыльное место, но от оперативной работы отстранили.
Десять лет спустя, 10 января 1980 г. Северная Африка.
Глава 2
– Ищи провод, Гельмут, длинный, насколько возможно! – скомандовал крепыш, чье хладнокровие казалось свечой в затмении шока, прихватившего остальных.
– Какой провод, Эрвин, веревку, наверное? – прохрипел Гельмут, мужчина с белоснежной шевелюрой, в паспорте которого значилось «брюнет».
– В самолете нет веревок. Обшивку рви – провода там… – подсказал Эрвин.
– Ч-то… д-елать… с р-аненными? – обратился к Эрвину икающий господин, должно быть, узрев в нем лидера.
– Не поможешь им.
– Т-ы… врач?
– Не врач, но знаю. Помоги лучше Гельмуту вытащить провод.
Тут взгляд Эрвина выхватил троих пассажиров, сидевших неподалеку с пристегнутыми ремнями безопасности – двое мужчин и женщина. Мужчины рыдали, обхватив голову руками, женщина же пребывала в глубоком обмороке, но по крайней мере внешне, все
целы и невредимы. Проигнорировав женщину, Эрвин освободил мужчин от ремней, помог подняться им на ноги, после чего совершил несколько манипуляций в области лица и шеи – одному за другим. Те перестали рыдать, и в их мутных, отрешенных взорах проявились искорки осмысленности. Между тем «отстегнутые» вскоре вновь плюхнулись в кресла, и любой сторонний, заглянувший бы им в глаза, до скончания века маялся от волчанки дурных снов.
Тем временем, переместив из технического отсека в проход прохладительные напитки и емкости с водой, Эрвин заново обосновался в подсобке. Забурившись в одну из секций, извлек бачок с отходами, закопошился. Но, почувствовав на спине чей-то взгляд, обернулся.
В проходе стоял мужчина, чем-то ему знакомый. Знакома, правда, была лишь одежда. Тут Эрвина осенило: «Да это один их тех, кого я привел в чувство. Он, судя по всему, отошел, коль двигается!»
– Что ты делаешь? – голосом
