беспомощно посмотрела на попугая, распушившего красные перья на длинном хвосте. Он посмотрел на нее, а потом резко расправил крылья, слетел со стола и спикировал ей на плечо, где и уселся, бережно прикусив клювом мочку ее уха. Лотти затаила дыхание. Гораций никогда раньше такого не делал, и она просто не знала, чего от него можно ждать. А вдруг он совсем плохо видит? Если она шевельнется, он запросто может оторвать ей ухо. Нечаянно. Во всяком случае, он скажет, что это вышло нечаянно…
– Смелее, глупышка, – пробормотал попугай ей на ухо. – Не забывай, что меня он знал целых пятнадцать лет, а тебя только два года. Это совсем ничего не значит. Мы вернем ему память.
– Почему он назвал тебя огненной птицей? – спросила Лотти, до сих пор не оправившись от потрясения, что Гораций с ней заговорил. Обычно он обращался к ней лишь для того, чтобы раскритиковать в пух и прах ее домашние задания.
– Потому что я и есть огненная птица. Феникс. Произнеси по буквам!
Лоттино правописание заметно улучшилось с тех пор, как строгий старый попугай взялся помогать ей готовиться к школьным диктантам, но этого слова она не знала.
– Ф – Е – Н – Е…
– «И»! Безударная «И»! – воскликнул Гораций, топчась у нее на плече. – ФЕ-НИКС! – Он возмущенно встопорщил перья и стал похож на рассерженную метелку для пыли.
– Я запомню, – пообещала Лотти. И только потом до нее дошло, что именно сказал Гораций. – Ты феникс? Я думала, ты попугай!
– Я попугай.
– Но ты же сказал…
Гораций тяжко вздохнул, как будто его удручала непроходимая тупость Лотти.
– Я феникс инкогнито. – Он сердито взглянул на нее. – И если бы в вашей так называемой школе учили чему-то еще, кроме плохой поэзии и всяких пакостей о древних египтянах, ты бы знала, что это значит. Я маскируюсь.
– Фениксы могут принять любой облик, Лотти, – объяснил дядя Джек. – Гораций был попугаем уже много лет. Я почти и забыл, кто ты на самом деле, – добавил он, улыбнувшись Горацию.
Гораций рассерженно фыркнул, алые перья у него на хвосте внезапно вспыхнули искрящимся пламенем – красным, розовым и золотым. Все как один сделали шаг назад, а Лотти испуганно замерла, опасаясь, что у нее загорятся волосы.
– Извини, я пошутил, – сказал дядя Джек своим лучшим успокоительным голосом, которым он обращался к впавшим в истерику мышам. – Конечно, я помню, кто ты. Просто я уже стал привыкать к твоему попугайскому облику. Ты не менялся с тех пор, как… – Он замолчал, не договорив.
– С тех пор как он уехал, да, – резко проговорил Гораций и еле слышно добавил: – Почему-то не было настроения. – Он перестал искрить хвостом, вернув перьям их прежний цвет, и аккуратно потянул Лотти клювом за волосы. Потом пристально посмотрел на ее папу, склонив голову набок и нервно переминаясь с лапы на лапу. Лотти почувствовала, как его когти легонько царапают ей плечо.
Том подошел ближе и протянул руку,
