style="font-size:15px;"> А лучше всё-таки напиваться из напёрстка. Желудок скрутило. Химия – такая химия. Чью-то мать.
– Ты где живёшь? – спросила она, всматриваясь в него так, будто хотела угадать по лицу.
– В Вешняках, – буркнул Артём. – А что?
– Старый Гай?
– Нет. Молдагуловой.
Она кивнула, как будто это что-то могло ей говорить.
Артём озлился.
– Знаете, что ли?
– Знаю, – сказала она спокойно.
Артём почувствовал, как злость закипает в нём. Знает она. Да ничего она не знает!
– Чего там знать? Дыра. Воняет. Дешево. Восток.
– Восток. – Она опять кивнула.
– Хочешь сказать, ты тоже там живёшь? – выдавил он, и сам не понял, как кувыркнулся на ты. Плевать. Ему на всё уже было плевать – что она подумает, что с ним дальше будет.
Она медленно покачала головой. Конечно, ещё бы она жила там. Такие люди в таких местах не живут.
– А где? На Рублёвке?
Она усмехнулась.
– В центре?
Промолчала. Она выглядела задумчивой. Смотрела перед собой, и он, подавляя раздражение, тоже перевёл взгляд за стекло, вперился в чёрный, озарённый огнями город. И понял, куда она смотрела: перед ними что-то происходило. В темноте город простирался вперёд, вниз и вверх, на всю ширину и высоту панорамных окон. Он светился, двигался, он жил, как будто бы переливался кольцами золотой змей, опоясывающий его. И чем больше Артём смотрел, тем страннее всё это выглядело.
Ему вдруг показалось, что перед ними интерактивная карта. Пропала перспектива, пропал масштаб, то одни, то другие части вдруг становились ближе и больше, как будто их выделяла и приближала невидимая рука. Или взгляд.
Её взгляд.
Он вдруг узнал то, что наплывало на него – чёрные деревья парка Кусково, холодным оловом блестящие пруды, аллеи, спящий дом усадьбы. Не хватало только виселиц, кто-то рассказывал ему про виселицы, которые увидел будущий декабрист Волконский, гостя у Шереметьева – но нет, виселиц в этой картине не было. Да и она сама уже сдвинулась, поехала, поменялась, и он узнал собственную улицу, где жил, свой дом, магазин «Пятёрочка» и остановку. Даже алкашей, которые регулярно отирались там – три маленькие, чёрные фигуры качались в мутном свете из стеклянных дверей магазина.
А ведь я ей номера дома не называл. Нет, точно не называл.
Пора сворачивать оглобли, пора драть когти, пока не поздно.
Или поздно?
Всё уже закрутилось, как будто пролистывали атлас, и потом медленно, как в 3D проекте, выползли вперёд центральные улицы и переулки. Мясницкая, залитая огнями, Тургеневская площадь, Чистые пруды. Тоже блестят чёрным, с отливом. Холодная, грязная вода. Люди ходят по берегам. Светятся окна ресторанов. Разноцветные фонари выхватывают дорожки, графику голых ещё деревьев.
Холодная,
