почувствовала, что у меня зачесался кончик носа.
– Все будет хорошо, я уверена. Правда-правда, можете мне поверить: я это пережила. Только я была на втором месяце беременности…
– А Варькин папа?
– Неродной: мы поженились, когда Варьке было пять лет. Он мой бывший однокурсник. Как видите, Варька называет его папой… Так что не сомневайтесь: вы выдержите. Еще пару месяцев поумираете, и – бросайте курить! Как врач вам говорю.
Это был первый мой разговор об этом – не верите? Придется поверить. И дело не в том, что бабули уже нет, а папа есть, но с Аней и в Америке, и не в том, что с Пузырем я никогда не откровенничала – с чего бы? – просто однокурсник, а Алена уехала в Англию, оставив мне свои записи и группу учеников… а в том, что лишь одному человеку на свете можно было бы рассказать все, и только один человек мог бы все понять и найти самые верные, самые важные, единственно нужные слова:
– Зато у тебя длинные ноги!.. Ну, не самые длинные, конечно, но… Иди сюда, проверим!..
Или:
– Не грузи! Пойди съешь шоколадку, и поехали кататься!
А все остальное мне не нужно. И разговоры с вами мне не нужны…
– А машину вы зря не забрали, – сказала Юлия Михайловна.
– Нет, не зря: во-первых, деталей на нее не напасешься – она до того стара, что соседи умоляли вывезти ее из двора, чтобы детей не пугать, а потом порывались сами ее вывезти… А еще я боюсь ездить, когда нет… ну, кто знает, что ты уехала на машине, ну…
– Да, я понимаю. Я, между прочим, не вожу – боюсь. А Варька уже умеет – отец научил… Ждет не дождется восемнадцати… Да, у меня есть забавная фотография. Сейчас покажу! – И Юлия Михайловна быстро встала из-за стола и вышла из гостиной.
Почему-то принято считать, что ничто так не утомляет гостей, как фотоальбомы хозяев – с детьми, собачками, двоюродными тетушками бывшего мужа. Но я люблю рассматривать эти вещественные доказательства существования времени… ну да: когда вы перелистываете страницы фотоальбома, вы как будто застукали время за его работой – подчас созидательной, иногда вполне творческой – ну, как можно было превратить этот овощ неизвестного пола в жизнерадостную девушку? Но чаще, что и говорить, разрушительной: за что так жестоко с жизнерадостной девушкой? За какие грехи ее обратили в дружелюбно улыбающийся, но абсолютно беззубый сухофрукт?
– Вот! – Юлия Михайловна положила передо мной фотоальбом, открытый на фотографии хохочущего шести- или семилетнего мальчишки, сидящего за рулем навороченного взрослого мотоцикла – наверное, «Харли Дэвидсона».
Мальчишка в малиновых шортах и белой футболке гордо выпятил грудь, демонстрируя рисунок на груди – Барби в розовом наряде принцессы.
– Узнаете? Варька. Ей здесь восемь. Муж ее брал с собой кататься на мотоцикле. По секрету от меня… Вообще, она не в меня – я трусиха, а Варька – и на скейте, и на скутере, вот, смотрите. В детстве – настоящий пацан.
И Юлия Михайловна начала перелистывать страницы фотоальбома – Варька на велосипеде, Варька
