смолк и прислушался. Послышались приближающиеся тяжелые шаги. Кто-то постучал. Профессор истории отозвался, и в комнату вошел центаврианин.
– Мое имя Джаггинс, – произнес он металлическим голосом.
У тридцатилетнего на вид центаврианина были выступающая челюсть, высокие скулы и оттопыренные уши. На нем была непривычная сливового цвета форма центавриан – потомков тех твердых духом землян, что колонизировали планету возле Проксимы Центавра, выдержали в течение трех поколений битву с враждебной природой и еще более враждебными туземцами, и, в конце концов, нахлынули обратно на Землю добрых пятьдесят лет назад. Захватчикам отдали всю Австралию, и их наука превратила этот второй из бесполезных континентов в самый продуктивный район мира. Трудное пребывание на другой планете сделало их в чем-то более, а в чем-то менее людьми. Теперь они правили всей Землей.
– Привет, мистер Джагг… – начал Доулинг. Центаврианин прервал его:
– Не говорите «мистер», когда разговариваете с центаврианином. Меня зовут Джаггинс.
– Вы не присядете? – пригласил Лечон.
– Сяду.
Бозо поджал длинные ноги и уселся, ожидая, пока кто-нибудь заговорит.
Наконец Доулинг спросил:
– Как вам понравился Филли?
– Вы имеете в виду Филадельфию?
– Да, конечно.
– Тогда, будьте добры, так и говорите. Мне город совсем не понравился. Он грязный, коррумпированный и неэффективный. Но мы все устроим. Вам будет лучше, если вы станете с нами сотрудничать. Мы дадим вам гораздо более здоровую жизнь, чем у вас когда-либо была.
Он договорил с некоторым затруднением, словно произнесение более одной фразы подряд его смущало.
Даже Доулинг, который, хотя и был местным жителем, не отягощал себя избытком гордости за родной город, был шокирован такой прямотой.
– Да, вижу, вы не привыкли ходить вокруг да около, – пробормотал он.
– Думаю, я понял смысл вашего жаргонного выражения. Мы приучены говорить правду.
После такой фразы у всех возникло чувство, будто говорить правду – самое неприглядное занятие.
– Надеюсь, – вступил в разговор Си, – вы сделаете что-нибудь с водопроводом. Сегодня утром, когда я открыл кран, то, прежде чем пошла вода, я получил живого угря, резиновую прокладку двенадцатого размера и кубометр хлора.
Бозо вперил в него ледяной взгляд.
– Молодой человек, это беспардонное преувеличение. Такой кусок резины не может пройти через водопроводную трубу.
– Он не говорил этого всерьез, – беспомощно отозвался Лечон, заговорив из-за эмоционального напряжения с польским акцентом.
Джаггинс перевел взгляд.
– Я понял. Это то, что вы называете шуткой, верно? Очень смешно.
– Не хотите ли сигарету? – предложил Доулинг.
– Мы не употребляем это отвратительное растение.
