жена для него. Да и Данилка-то его любит. Я поняла, он, Дэн, болел очень долго. Женщины: нянечки, медсёстры – постоянно кто-то другой. А если кто-то новый – значит боль, уколы, капельницы, массаж, другие неприятные процедуры…
Люси покачала головой.
– Я для него сейчас – такая же. Одна из них. Я даже не знаю, если он понимает слово «мама``…
– Ну, это мы попробуем ему истолковать… – Валентина Макаровна решительно поднялась.
* * * * *
За завтраком Глеб сидел с растерянным видом, односложно отвечая на вопросы.
– Люсенька, – обратилась Валентина Макаровна. – Сходи, отнеси Юркиной семье наш пирог, они приглашали… А то Глебку никак не приловлю. Вот может хоть ты его за шкирман дотащишь?
Люси едва сдержала улыбку – с таким наивно-удивлённым видом Глеб взглянул сперва на мать, а потом на неё.
– А мы пока с Нюркой кой-чего смастерим, – бабка обратилась к девочке. – Хочешь?
Та захлопала в ладоши, ухая и повизгивая.
* * * * *
Люси и Глеб шли рядышком по деревне.
Орлов понял задумку матери; действительно все деревенские приветствовали его с радостным уважением.
Вежливо здоровались с Люси, с любопытством оглядывая её. Глеб просто говорил: – Людмила Ароновна. Моя коллега.
Потому что он читал мысли Люси, а та думала, не блокируясь: «Только посмей назвать меня ``невестой`` – при всех в рожу плюну. Я ж – б*** и стерва, а?»
Дождавшись паузы, Орлов обратился к ней:– Ну, прости! Прости!
Он нервно закурил.
– Просто трудно переключиться…
– А мне легко? – ответила она горестно, глядя ему прямо в глаза.
– Я… – Он замялся.
– Ты! – выделила она голосом. – А в семье нельзя использовать только это слово. Только МЫ. Вместе.
– Что, будем притворяться перед Мэри, что мы счастливая семейка? – хмыкнул он саркастически.
– А нужно обязательно притворяться? – Она положила ему руку на плечо.
В другой она держала пирог.
– Девочка… – Глеб смотрел на неё, физически ощущая её душевную боль.
– Мы не можем любить друг друга. – Люси вздохнула. – Но мы можем быть партнёрами. Друзьями. Мы были соратниками. Мы вместе спасли твою ё*** Мэри! Лучше б ты дал мне сгореть там… – Она отвернулась.
– Нет, нет, девочка… – У Орлова душа перевернулась.
Так чётко он вспомнил, как она, тогда, упала ему на грудь… Задыхаясь, глаза закатаны, губки приоткрыты… Словно она готова заняться с ним любовью.
«Бред какой…»
– Я… – Он решительно перевёл дыхание. – Я не стыжусь тебя. Ты… Да, я эгоист. Но только ты понимала меня. Только тебе я мог ``поплакаться``. Да, расставим точки над i. Мэри строга и к себе и к другим. Но она права… Всегда права. Ты, наверное, действительно, единственная
