этого упыря худого пущать я не буду, пусть даже не надеется, злодей, ещё нечаянно сделает чегось негодного, и завянет тогда вся наша драгоценность.
Лука обошёл большим кругом грозного часового и снова сел за стол.
– Да-а, дела, Иванович, тут уже и шаг то сделать страшно, не то, что потрогать чего, – и, взглянув пристально на Фёклу, причмокнул, – Это тебе хорошо, вон разрешают трогать всё, что надо.
Сотник усмехнулся:
– Ну, это она образно, Лука, образно.
И они вместе уже рассмеялись, как только что нашкодившие мальчишки.
– Это, Лука Мифодьевич, те детки растений, что будут потом высаживаться в ваш парник, который вы давеча по осени сладили. А потом уже и по всему огороду, как только тепло накрепко встанет из него рассадятся. Семена же и всходы этих растений воистину для нас драгоценные, потому как из них со временем вырастет всё то, что будет кормить многих добрых людей, спасая их от голодной лютой смерти. От того-то, понимая всю важность, и несут службу справно в охране вот такие вот грозные часовые. Чтобы ненароком их никому повредить, а Ваську кота так и вообще в юрту ко мне выселили от греха подальше.
– Кстати, ты же бобыль, как я знаю? – шепотом продолжил Сотник, –Ну, так и приглядись к женщине. Так-то добрая она, работящая и вдовая, может и чего сладится, а? – и подмигнул покрасневшему старшине.
–Ага! Уж больно грозная она, вон как службу то несёт, не подступишься…– и мужчины перевели тему разговора в другое русло.
Глава 3.Весна в хлопотах.
Апрельская весна вовсю хозяйничала в Андреевском поместье. Только недавно сошёл лёд с Ямницы, и разросшаяся река шумно гнала свою мутную воду с ветками и мусором к устью. Кое-где на поляне и вырубках ещё виднелись полоски снега, но уже было понятно, что неделя, другая, всё стает и подсохнет под жарким солнцем земля, давая жизнь дружным зелёным всходам. В небе ещё тянулись последние караваны птиц, возвращавшихся из долгой зимовки, а с ближайших озёр, прудиков и болот уже доносилось кряканье, чивиканье и гогот всех тех, кто спешил завести семью и дать жизнь своему новому пернатому потомству.
С ближайшей же вырубки раздавались крики и щёлканье самострела. Там шла пристрелка тех двух реечных арбалетов, что уже успел сладить мастер Кузьма в своём закутке избы у «оружейки». Возле огневого рубежа стоял сам Сотник и наблюдал в бинокль, как входят в мишень арбалетные болты за сто метров (140 шагов) от стрелка.
На рубеже ведения огня рядом с Сотником стоял сам мастер и что-то там подкручивал да настраивал блестящими хитрыми инструментами в своём творении, самом совершенном на тот момент личном стрелковом оружии, а именно мощном ручном, реечном самостреле.
– Ну-ка, давай, Митяй, по центру бей тремя болтами. Только в валик ложе упри поплотней, и спуск на паузе вдоха и выдоха делать не забудь, –отдал команду отец.
Раздался щелчок, и Андрей кивнул одобрительно:
– Во-от,
