перевести на этот счет не позднее сегодняшнего вечера. – Он протянул ей засаленную бумажку. – Я мог бы предложить тебе связаться с моим бухгалтером, но начнется волокита, а любое промедление сейчас смерти подобно.
– Но это большая сумма, я могу не успеть, – забеспокоилась певица.
– Вики, ловить надо пока клюет! Через два часа мой самолет в Лос-Анджелес, завтра же я могу начать переговоры о твоем продвижении. Но лететь туда с пустыми руками будет опрометчиво. Впрочем, если ты все еще в чем-то сомневаешься или намерена отказаться…
– Нет-нет! Деньги будут на вашем счету!
– С тобой приятно работать, – Микки протянул подошедшему официанту пятисотдолларовую купюру. – Сдачи не надо, – обрадовал он пожилого служителя культа чревоугодия, который не сообразил, что подобные купюры вышли из обращения много лет назад.
– Пора лететь, сожалею, что не могу уделить больше времени такой сногсшибательной женщине, – Гэ’ндон поцеловал Виктории руку. – К концу недели будь готова к вылету в США для серьезной работы.
– Конечно! Было очень приятно встретиться с вами, буду ждать звонка. Вас подбросить в аэропорт? Я с водителем.
– Нет, немного прогуляюсь перед вылетом, все-таки давно не был на Родине.
– До встречи!
Дождавшись отъезда шикарного лимузина популярной певицы, представитель западного лейбла сделал вещь, никак не вязавшуюся с его статусом. За сто пятьдесят рублей поймал синюю шестерку с водителем восточной внешности и отправился в сторону калининградского железнодорожного вокзала. В машине Микки набрал последний номер в памяти мобильного.
– Алле, Джонни, все тип-топ. Лахудру раскрутили, сегодня деньги будут на счету. Возможно, получится надоить еще, корова жирная.
– God bless you man, выезжай в Москву, отпразднуем. У тебя деньги на дорогу остались?
– На купейный вагон наскребу.
Глава II
Аскетизм против гламура
Клим Моржовый доведет страну!
Одиннадцатый купейный вагон поезда «Калининград – Москва» мало отличался от остальных купейных вагонов, курсирующих по нашей необъятной Родине. На свете нет силы, способной переменить сложившийся с советских времен, вялотекущий, патриархальный уклад с неизменной курицей в фольге, постельным бельем, неоткрывающимися окнами и проводницами, норовящими закрыть туалет, в который и так не попасть. Симпатичный мужчина в розовой рубашке не занимал себя подобными размышлениями, а просто старался привлечь к своей персоне меньше внимания. С кошельком и мобильным в качестве поклажи он походил то ли на разорившегося коммивояжера, то ли на преуспевающего сутенера. Однако бывалая проводница одиннадцатого вагона, большегрудая Даздраперма Степановна, отметила в новом пассажире состоятельного человека. Об этом, по ее мнению, свидетельствовали дорогие часы
