куда это твой брат подевался? – отстранившись, сказала она, – ничего не понимаю.
12
В тот вечер Филипп так и не появился, а на следующий день мы встретились с ним у него в квартире. Когда я вошел, Филипп паковал чемодан. Увидев меня, он вздохнул, показал на стул и уселся в кресло.
– Вот и пришли к концу мои каникулы, – сказал он грустно. – На работу вызывают.
– Что-то срочное?
– Надо ехать, – сказал Филипп.
– Куда?
– В Сирию, кажется, неважно…
Вид у него был какой-то рассеянный. Он поглядел на меня, как будто увидел впервые, что-то вспомнил, встал, подошел и включил вентилятор. Лопасти слились в светлый круг, и поток воздуха растрепал мне волосы. Филипп направил вентилятор немного в сторону и сказал:
– Я был у той женщины.
Я не сразу понял.
– У Клавдии, – пояснил Филипп. – Клавии Петровны. Я к ней сегодня зашел попрощаться.
– Угу.
– Знаешь, она показала мне стихи. Это действительно шедевры. Это… это великолепные вещи. Их автор – поэт очень высокого уровня.
– Китаец? – спросил я. – Значит, до поломки он все же знал свое дело.
– Эти стихи совершенно живые, – сказал Филипп и зажег сигарету. – Они напоминают Шекспира, который заговорил бы на современном русском и думал бы как русский. И в них много юмора, вот что прекрасно. Кстати, там было одно стихотворение про красную куклу.
– Неужто? – обрадовался я. – Целое?
– Целое и законченное. Знаешь, оно оказалось по смыслу и композиции очень близко к тому, о чем ты тогда говорил.
– Значит, в Китайце сначала все же был ключ, был инструмент дешифровки, гармонии.
– Был, – сказал Филипп. – Но только этим ключом был человек. – Он разогнал рукой сизое облако дыма, и, попав в поток воздуха от вентилятора, дым стал разрываться сбоку и уноситься струйками к раскрытому окну.
– Что-то я не понял, – говорю. – О чем это ты?
– Китаец, скорее всего, так всегда и писал – выдавая бессвязные фрагменты. Однако последний его хозяин оказался способен превращать их в совершенные вещи. Но он не остановился на этом.
Филипп поморщился от дыма, аккуратно загасил окурок и добавил:
– Он посылал их той женщине, Клавдии, по несколько штук каждый месяц. И так месяц за месяцем и год за годом. Если подумать – одна морока.
Филипп наморщил лоб.
– Понимаешь, ведь она даже красивой не была. К тому же инвалид.
Было видно, что он мучается, словно у него что-то болит внутри, но я не мог понять, отчего.
– Кто она ему, а? Не проще ли было оставить все, как есть? – он посмотрел на меня чуть ли не с отчаянием, а потом внезапно улыбнулся.
– А мне понятно, – сказал я. – И тебе понятно. Чего тут непонятного?
– Эх,
