потерял, осталась судорожно бьющаяся жилка у виска. Стоит нажать на спусковой крючок, и вся эта не нужная мне жизнь вытечет за несколько мгновений…
Из коридора просачивается табачный смрад. Доносятся возбуждённые голоса – тоже всё о чём-то спорят. Мало им того, что было в марте! Бездари! Пропили Россию, продули, проиграли…
Вот и я тоже всё, что только можно, проиграл. И нет мне теперь ни пощады, ни прощения… Я снова проваливаюсь в полузабытьё.
Только в этой качающейся полутьме она и согласна появиться – порочная, эгоистичная женщина с невиданным, изощрённым талантом обольщения. Княгиня! Её нога в чёрном шёлковом чулке… Халат словно бы случайно распахнулся, и стало видно кружево белья… Я слышу её призывный шёпот, еле различимый среди стука колёс и воя ветра за окном…
И этому нежному шёпоту ответил храп пьяного в стельку офицера…
Когда очнулся, поезд уже стоял у перрона Брянского вокзала. За окном серый полумрак, а в голове одна единственная мысль: неужто всё на самом деле кончено? Однако так не может быть, так не бывает, чтобы не оставалось никакой надежды. Даже у приговорённого к смерти есть последнее желание…
Только добрался до Обухова, отпустил извозчика и сразу к телефону.
– Барышня! Тридцать два ноль семь… Умоляю, поскорее… Ах, Кира! Кира, это я… Я только что с вокзала.
В трубке молчание. Потом слышу голос, но совсем чужой.
– Миша, я вас прошу, вы больше не звоните.
– Но почему?
– Мы скоро уедем заграницу.
– А как же я?
– Я благодарна вам за всё. За то, что помогли мне в трудную минуту. Оказались рядом, когда я умирала от тоски и одиночества… Но ничего уже не будет. Никогда!
– Но так нельзя!
– Господи, Миша! Мне тоже тяжело. Но здесь оставаться невозможно. Вы только посмотрите, что тут делается!.. Бежать, бежать непременно из Москвы!
– Нет!!!
– Миша, смиритесь!.. Всё прошло! Забудьте. И я забыла, и вы не вспоминайте.
– Я застрелюсь! И ты будешь в этом виновата.
– Не мучайте меня! Подумайте, что будет, если я останусь. Что будет со мною и с детьми?
– Я буду вас защищать!
– Ради бога! Если вы любите меня, то отпустите!
– Кира! Сжальтесь!
– Если что-нибудь случится с дочерьми, я тебя возненавижу!
– Ты ведьма! Ведьма! Сначала завлекла, а вот теперь…
– Ты болен, Миша. Успокойся! Я верю, что у вас с Татьяной всё будет хорошо. Прощай!
Княгиня вешает трубку. А я ошарашен тем, что она знает про жену. Предали!.. Зарезали!!.. Убили!!!..
Я стал умирать днем двадцать второго декабря. День этот был мутноват, бел и насквозь пронизан отблеском грядущего через два дня рождества. Впрочем, до рождества ли тогда было?
Я видел, как серые толпы с гиканьем и гнусной бранью бьют стекла в трамваях. Видел разрушенные и обгоревшие дома. Видел людей, которые осаждали подъезды запертых банков, длинные очереди
