луга, ржавыми банками и стеклянной крошкой, запутавшимися в траве?
Сам Лес, тем не менее, стойко держал круговую оборону: выставлял вперед жесткий авангард кустарника, где на ветвях посреди поникших и скукоженных листьев висели лохмотья того, что было некогда нарядной одеждой, вдребезги разбитые приборы вроде часов, мобильников и зажигалок – все это было брошено с перепугу перед то ли лешими, то ли блуждающими болотными привидениями, которые чудились тут всем андрам без разбора. А сзади подлеска виделась тьма мирового чрева, сокровищница фантазмов и порождений смущенного духа.
– Ты не оглядывайся, Татхи-Йони, а смотри перед собой, – заметил Вождь.
Там простиралась поляна, низкая и редкая трава, избитая копытами, изъезженная полозьями; а еще дальше – обширное, исчерна-серое зольное пространство. Полоса отчуждения. Нейтральная полоса. Ядовитая граница страны андров.
– «А на нейтральной полосе цветы – необычайной красоты», – тихо спела я.
– Через эту гарь андры вместе со своими фриссами перелетают на своих вертячках, – пояснил Арккха. – Иначе боятся, хотя сами же и сотворили ее своей мерзостной жижей. Нам здесь находиться опасно и по той же причине, что андрам, и по иной: мы существуем тут, как дикие Живущие в андрских рощах, милостью хозяина. Поэтому смотри и вникай – первый и последний раз в моей жизни.
Далеко вдали, сквозь некую дрожащую и сухую вуаль, висящую над выгоревшей равниной, округло рисовались то ли сады и парки, то ли низкие холмы, поросшие зеленью. Посредине вздымались блестящие пики или пирамиды, вершины их ловили и отражали солнечный блик. На подступах высились ряды труб, стройные, как свирель Пана, – извергали из себя белый, как вата, дым. Тихим жаром тянуло с той стороны, будто разогревалась огромная плита.
– Не скажу, чтобы это зрелище было мне противным, Вождь. Типичный субтропически-индустриальный пейзаж.
– А почему тебе должно быть противно? Мы не страну андров не любим и не их самих, а то, что они творят. Разные это вещи; и вовсе не одно и то же – не любить и воевать.
– Слушай, я пока не такой уж кхонд, чтобы ловить на лету нити намеков и ткать из них полотно общей картины. Ответь мне четко: вы сами предпринимали нечто против андров, помимо пассивной обороны – того сидения в Лесу, о котором ты поминал? Скажем, войну тихой сапой, партизанскую или пионерскую (мое слово обозначало в этом языке сразу ночь и фронтир); не только вытеснение людей за пределы, но и…
– Мы никогда не бежим прямо на стрелу или копье здесь, на окраине, – резко перебил он мое мямленье. – И правил не соблюдаем. На охоте и полуразумный зверь имеет право убить андра: это в порядке вещей, даже сами андры так считают. Мы пользуемся своим правом, и никто нам этого не запретит.
– А когда поле охоты простирается на весь Лес или большую его часть – вот вам и работа для клыков и когтей, и неутомимая погоня волчьей стаи, и тупой клин сукков. Охотник меняется местами с дичью.
– Не то�
