другой вещью дело обстоит иначе. Поэтому возможность не равна действительности, ибо является действительностью ограниченной, а не абсолютной. Кроме того, возможность всегда ограничена одной действительностью, ибо никогда она не имеет более чем одно специфицированное и частное бытие. И если, однако, она предполагает любую форму и действительность, то это происходит посредством известных расположений и в известной последовательности одного бытия после другого. Итак, всякая возможность и действительность, которая в начале как бы свернута, объединена и едина, в других вещах развернута, рассеяна и умножена. Вселенная, которая является великим подобием, великим образом и единородной природою, также есть все то, чем она может быть, при помощи тех же видов, главных членов и совокупности всей материи, к которой ничего не прибавляется и которая не лишается ни одной формы. Но она уже не есть все то, чем она может быть, ввиду наличия различий, модусов, особенностей и индивидуумов. Поэтому она не что иное, как тень Первой Действительности и Первой Возможности. И все же в ней возможность и действительность не являются абсолютно одним и тем же, ибо ни одна ее часть не есть все то, чем она может быть. Кроме того, тем специфическим образом, о котором мы говорили, вселенная есть все то, чем она может быть, сообразно развернутому, рассеянному и различенному способу. Начало ее существует единым и неразличенным образом, ибо все есть все и одно и то же простейшим образом, без разницы и различия.
Диксон. Что же сказать о смерти, об уничтожении, о пороках, о недостатках, об уродах? Утверждаете ли вы, что и они имеют место в том, что является всем, – что может быть и является в действительности всем тем, что есть в возможности?
Теофил. Эти вещи не суть действительность и возможность, но недостаток и немощность. Они встречаются в развернутых вещах, так как те не являются всем тем, чем они могут быть, и стремятся к тому, чем могут быть; поэтому, не имея возможности быть сразу и одновременно столькими вещами, они теряют одно бытие, чтобы обладать другим. Иногда они смешивают одно бытие с другим, и тогда они уменьшены, недостаточны и урезаны благодаря несходству одного и другого бытия и участию материи в одном и другом. Итак, возвращаюсь к утверждению: Первое абсолютное Начало есть Величие, есть Величина, такая Величина и такое Величие, что оно есть все то, чем оно может быть. Оно велико не такой величиною, которая может быть больше, или может быть меньше, или может разделиться, как всякая другая величина, которая не есть все то, чем она может быть. Но это есть Величина величайшая, малейшая, бесконечная, неделимая и любого размера. Она не является большей, чтобы быть малейшей, не является малейшей, чтобы ей же быть наибольшей[45]. Кроме того, она превышает всяческое равенство, ибо она есть все то, чем она может быть. То, что я утверждаю относительно величины, я подразумеваю относительно всего, о чем можно высказаться, ибо оно есть Добро, которое является всяческим
Возникает любопытная параллель между представлением Бруно о первом Начале и восточном представлении о Боге. Согласно индуизму, Бог не имеет не только атрибутов и характеристик, но даже может называться лишь словом «То» или «Тот» и охарактеризовать его можно только путем отрицания: он не есть ни большой, ни малый и т. д.
