голубыми глазками. Первым делом в сердце кольнуло сладким торжеством – Тимофей подмазывается? Понял, гад, что «что-то не то сделал»? Но из-за дверного косяка тут же выглянула хитрая рожа Пашки:
– Ну как?
И я совсем забыла снова сделать каменное лицо, запричитала и, присев на корточки, вынула котёнка из коробки, а разглядев, в голос заверещала:
– Бо-о-ожечки! Он кудрявый, Паш! Прикинь, он кудрявый! Где ты его взял?!
– Да… – он замялся, – на дороге нашёл. Чуть не задавил сначала, потом думаю – тебе, что ли, притащить? Чтобы было кого воспитывать, а то я, знаешь, наелся уже твоих моралей.
Я пропустила колкость мимо ушей. Подумаешь, наелся он… Слабак! Я ещё даже и не начинала, между прочим!
– Какой ма-а-аленький… Это мальчик или девочка? – и я машинально подняла кроху на ладони, заглядывая под хвост.
– Ну как? Всё на месте? – хохотнул Пашка. – Мужик?
– Представь себе! – буркнула я, прижимая орущий комочек к груди. – Жаль только, что у людей яйца не всегда означают мужика… – Встала и гордо продефилировала мимо Пашки в комнату за шарфиком, в который можно будет завернуть котёночка. – Маа-а-аленький… Будешь у меня Павлушей.
– Это почему вдруг? – удивился мой горе-босс из коридора.
– Потому, что нужно восстановить справедливость. Хоть один Павел в твоём доме должен вырасти нормальным! – Язвила, конечно. А на самом деле имя пришло само, стоило только взглянуть на эту смешную лохматую мордашку с кристальными голубыми глазками…
Пашка промолчал. Видимо офигел от моей наглости. Вот и отлично! А то ишь, ты… моралей он моих наелся. Пфф!
Вернулась в коридор, встала, гордо задрав подбородок:
– Ну, чего стоим? Кого ждём? Или ты передумал?
– Не дождёшься!
– Тогда шевелись. Павлуше скоро кушать нужно будет. Надеюсь, у тебя дома есть молоко?
– Найдём… – усмехнулся тот. – А где шмотки-то?
Я так же надменно кивнула на небольшую спортивную сумку, уже стоящую в прихожей.
– И это всё? Не густо, – хмыкнул он, ловко подцепив ручки.
– А остальное ты мне купишь… дорогой! – с елейной улыбочкой выдала я в ответ, и с удовольствием поймала его искреннее охреневание.
– Оу… Елена Александровна, а вы не так проста, как кажетесь… – Усмехнулся он, а сам, с любопытством тянул шею в сторону моей комнаты. – Слушай, а где твой благоверный? Как же слёзные прощания и всё такое?
– Мы уже попрощались, – резко отрезала я, и, пресекая любые дальнейшие попытки разговоров на эту тему, подытожила: – И вообще, это не твоё дело, понял?
Пока ехали, Пашка давал мне инструкции: вести себя надо как можно естественнее и не дёргаться, если он вдруг будет брать за руку или обнимать. Обещал с поцелуями особо не лезть, но если вдруг для дела понадобится, то может чмокнуть в щёку…
– Не более того! – перебила я.
