ее впускать.
– Открывай, открывай скорее, а то будет поздно, – повысила она голос.
– Господи, да чего поздно-то? Уже поздно – ночь на дворе.
Я подошел к двери. Отодвинул защелку. Мария Петровна в халате, с распущенными волосами, оттолкнув меня в сторону, вошла и торопливо защелкнула задвижку.
– Ну вот, так-то и хорошо…
– Да что случилось? – с тревогой спросил я.
Мария Петровна изумленно уставилась прямо мне в глаза. На ней был халат весь в огромных розах, и вид она имела праздничный: волосы были хотя и распущены по плечам, но расчесаны, и в них алела заколка в виде экзотического цветка, под мышкой праздничная Мария Петровна держала банку с белой мутной жидкостью.
– Что вы так смотрите?! – не выдержав ее пристального взгляда, воскликнул я.
Ни слова не говоря, она медленно подняла свободную руку и провела мне по волосам. Я отступил.
– Да что с вами?
Я сделал шаг в сторону, но обширное тело Марии Петровны, загромоздившее дверь, не давало мне никакой надежды на спасение.
– Ну что ты, милый, заметался, словно в клетке? – наконец нетвердо выговорила она. -К тебе дама в гости пожаловала, а ты… Я вон тебе и бражки принесла… Небось скучно одному-то без дамы, в ночи дремучей, а?
Мария Петровна встряхнула банку – со дна ее поднялась белая муть. Я вздохнул с облегчением, увидев, что она не сумасшедшая, как мне показалось сначала, а просто пьяная.
– Доставай чашку, выпьем слегка… за знакомство…
– Да я, Мария Петровна, как-то… Может, в другой раз?
– Ну и в другой тоже выпьем, я еще бражки поставлю. Так что ты не огорчайся, на другой раз тоже останется.
Она поставила банку на мою рукопись и, выдвинув ящик стола, наклонилась.
Мне стало грустно. Пить среди ночи с женщиной преклонного возраста мутную и наверняка гадкую на вкус жидкость, слушать ее рассказы о тяжелом детстве и жизни -перспектива плачевная. Глядя на ее огромный зад весь в розовых цветочках, я удерживался, чтобы не дать по нему пинка. Вот бы смеху было! Она разогнулась, пошерудила внутри чашки с отбитой ручкой пальцами, вероятно, стирая пыль, дунула и поставила на стол.
Она глядела на меня не отрываясь.
– Мне чего-то не хочется, – открыв банку и понюхав дрожжевую смесь, сказал я. – Вы, конечно, пейте… Я налил в чашку.
– Нет уж, давай пополам. Ты первый, – она поднесла мне к губам чашку и зацокала языком, как маленькому. – Ну, за маму сделай глоточек.
– Ну хорошо, хорошо, – сдался я. – Только я сам. Я взял чашку и сделал два глотка. Как я и думал, брага оказалась мерзкая.
– Вот и умница.
Она забрала у меня чашку и залпом допила остатки. Я нарочно не предлагал ей сесть и даже заранее задвинул стул в угол, надеясь таким образом ускорить ее уход.
– Ну все, Мария Петровна, вы извините, но мне спать пора – завтра вставать рано. А уже вон, три часа…
Так
