луна, – говорит он. – Здравствуй, визитная карточка ночи.
– Здорово, – говорит Анюта и смотрит на Толича.
– Я, конечно, не умен, – говорит Толич. – Но я чертовски талантлив. Анюта, это ирония. Я вас завлекаю.
Анюта не отводит глаз от Толича и тихонько улыбается.
– Толя… – говорит она. – Какой вы еще мальчик! Не обижайтесь.
Она протягивает ему руку и спрыгивает с парты.
Потом они уходят со школьного двора.
Вдалеке на улице затихают их голоса.
– …Я еще не умею с вами разговаривать, – доносится голос Толича. – Понимаете? Я не волшебник, я только учусь…
Мы выходим из укрытия и усаживаемся на их место.
Лицо у Кати печальное.
– У всех одно и то же, – говорит она. – А потом они распишутся. Или так будут жить. А потом у них кто-нибудь родится, и опять будет то же самое.
– Пошли домой, Катенька, – говорю я.
– Нет, – говорит она. – Я еще с вами побуду.
– Зачем?
– Расскажите мне про разлуки.
– Зачем?
– Вам станет легче. Отделаемся от этого дела.
– Идет, – говорю я. – Пора от этого отделываться.
Разлука 1
Шурка-певица
Свист и скрежет огромного пространства врываются в нашу квартиру. Это я у себя в комнате настраиваю новенький приемник. Мама сидит в столовой одна, опустив голову. Отца нет.
Раздается звонок в дверь.
Я поднимаюсь и бегу к дверям.
– Папа пришел, – бросаю я на ходу.
Мама поднимает голову и смотрит в коридор. Я отворяю дверь и отступаю назад. Это пришла Шура, нарядная и красивая.
Мама побледнела и встала со стула. Шура медленно пошла к ней и остановилась.
– Николая Сергеевича нет… – говорит мама.
– Я к вам, Вера Петровна. Поздравьте меня… – говорит Шура. – Я выхожу замуж… Дороги наши расходятся… Не думайте ничего плохого… Николай Сергеевич – святой человек.
Мама обняла ее за плечи и заплакала.
И тут опять раздается звонок в дверь.
Мама идет открывать. Входит отец, Шура отшатывается к вешалке.
Отец бледен и пьян. Никто никогда не видел его пьяным. Бедный пьяный святой. Так была спасена наша семья. Потому что Шура любила нас всех, бывшая Шурка-певица стала комсомольским работником, время было тревожное, и Шурке-певице было не до песен.
С этого момента я много думал о святости. Иногда я думал о ней так, иногда этак. Одно время я даже думал, что святость – это храбрость от трусости. Потом я отказался от этой мысли и стал только спрашивать: а что такое святость? Детский вопрос, правда? Но потом я понял, я понял, что вопросы называются детскими, когда на них взрослые ответить не могут.
– А-а… Шура? – говорит отец, держась за притолоку. – Поздравляю вас. Вы выходите замуж… Это хорошо…
Мама
