в морозильную камеру.
– Охо-хо… Конечно, сейчас мне эти копейки ни к чему. Но справедливость, – Родионов вырвал чесалку для спины из рук живой статуи. – Справедливость должна восторжествовать.
Аккуратно обойдя стол, Алексей пристроился сзади.
– Ну что, начнем процедуру воспитания. Это тебе за тупость, это тебя за грубость, это за жадность, это за развал Чехословакии…
Леха лупил с оттяжкой, планируя каждое движение. Брюки снимать не стал. Но даже через них воздействие на жирную задницу передавалось отлично. После каждого удара тело крутого босса тряслось словно пудинг. Вместе с ним от смеха дрожал и сам Леха.
Отвесив хорошую порцию социальной справедливости, парень осознал, что время кончается. Тогда, оставив начальство в покое, Родионов кинулся на место.
– Действие заморозки окончено, – сообщила Система.
И сразу же после этого в комнате раздался оглушающий вопль. Евгений Максимович кричал так, как не мог кричать ни один живой человек на планете. Леха, скрывая улыбку, сказал:
– Абрахам, бурлахам! Твоя кожа с тебя сойдёт.
– Ой, мамочки родные! Святые угодники! Айййй, да что же со мной творится!? – Взвыл представитель офисной власти.
Держась за пятую точку, босс с недоумением посмотрел на пол, где лежала чесалка, которую он туда не клал. Но сейчас было уже не до этого.
– О, нерадивый, ощути гнев ассирийской магии! Ну что, чувствуешь адский эффект!?
– Алеша… Алексей, Господи! Как ты это сделал вообще? Как такое возможно!? Ой, у меня кожа отваливается! Прямо от костей отделяется, мамаааа!
– И в каких же местах это происходит, несчастный?
– На спине! Не спине, божечки!
– А не врешь ли ты, гад!? Может ещё где-то?
– Ой, вру, ой и правда, грех мой! В интимном, прости Господи, месте. Прям там, где не надо… пылает все пламенем!
Алексей рассмеялся. Таким жалким Евгения Максимовича он никогда не видел. Но надо было играть в божество до конца.
– Это в одном только интимном месте… пока. Сейчас на другое перейдет.
– Помилуй, ой, зараза щипет, ды на какое же?
– На то самое, разумеется…
Одной рукой держась за повреждённый орган, Максимыч вышел из-за стола. Чуть не плача он произнес:
– А что же делать-то мне теперь, чтобы этого не было!? Я клянусь, я все, правда, исполню! Откуда же я знал, что такое бывает! Мы люди офисные, все работа да работа.
В это время, оттопырив «корму парусника», Галина склонилась над столом худенькой дамочки лет сорока.
– Знаешь, Наташа, – говорила она. – Тот, который к нам завалился. Это, похоже, Леша, что раньше работал. Второй раз уже приходит, ага. Все деньги свои требует. Наверное, совсем нищий. Жалко мальчика, прям.
– Ох, Гала, не понимаю я этого унижения. Ну не дали тебе расчет, успокойся. Ты же мужик, найди другую
